30.09.2019

От абстрактного к конкретному. Глава третья


Наличие четкой, хорошо разработанной методологии является одним из условий позитивного развития той или иной области знания. Критика некоторых новых научных дисциплин часто основана именно на отсутствии у последних собственной методологии. На первый взгляд современные философские исследования являют собой образец разнообразия методологических подходов, плюрализм методик и способов познания выбранного предмета: достаточно посмотреть несколько авторефератов последних лет на соискание степени доктора или кандидата наук. Однако с уверенностью можно сказать, что две крайние позиции в методологической рефлексии современного философского анализа принадлежат, с одной стороны, формальной логике, с другой - постмодернистской ризоме. К сожалению, использование плодотворной, дающей исключительно положительные результаты, к тому же проверенной временем диалектической методологии редко находит отклик у современных, особенно молодых, исследователей. Оптимистично убеждены, что это лишь следствие внезапно обрушившейся методоло-гической свободы, пресыщенность которой становится все более очевидной.

Разработанная в рамках классического марксизма, диалектическая методология иногда намеренно игнорируется исследователями, иногда упускается вследствие элементарного незнания, что ведет или к «изобретению велосипеда», или к парадоксальным ризомальным выводам. В первом случае начинают кивать на «гениальный Запад», как в случае с идеей И. Лакатоса о том, что «философия науки без истории пуста, история науки без философии науки слепа». Как верно отметил С. Н. Мареев, «что по существу означает единство логического и исторического, о чем никто из наших “философов науки”... даже не заикнулся» . Выводы же, полученные в результате ризомальных построений, заставляют приверженцев классической традиции в лучшем случае пожимать плечами, в худшем – вступать в открытый конфликт с их создателями.

Классическая методология часто снимает реальные или надуманные проблемы, следует лишь овладеть ее приемами, осознать базовые принципы. Так, любой исследователь независимо от его философской ориентации знает, что «всякое начало – трудно» и что «эта истина справедлива для всякой науки» . В рамках методологии восхождения от абстрактного к конкретному эта проблема решается путем нахождения некого единого стартового основания, позволяющего восходить к действительному пониманию сути изучаемого явления или процесса по мере их усложнения. Нетрудно догадаться, что речь в данном случае идет о той «клеточке тела», о том «исходном начале», которое должно быть основанием всякого научного познания. В этом начале исследования мы с необходимостью должны зафиксировать то всеобщее, что будет характерно для исследуемого нами предмета на всех этапах его развития, начиная с момента зарождения и обретения своей самости по отношению к другому и заканчивая последними этапами эволюции, когда сам предмет становится другим. В диалектической традиции «такое всеобщее имеет название “абстрактно-всеобщего” и фиксирует то одинаково-общее, что имеет предмет на различных ступенях своего развития. И это общее выражает его “основную конструкцию”, которая составляет первичное (исходное) отношение данного предмета, и поэтому она постоянно воспроизводится на всех последующих этапах его дальнейшего развития» .

Очевидно, что выделение и фиксация такой «абстракции вообще» свидетельствуют о теоретическом уровне исследования, более того, его самом первом, стартовом этапе. И вполне очевидно, что этому уровню предшествует эмпирическая ступень, где появляются первоначальные понятия, фиксирующие предмет познания на стадии созерцания и представления, и который, в свою очередь, завершается выделением указанной абстракции.

Так, всякое исследование следует начинать с анализа того феномена, с которым мы сталкиваемся в реальной «эмпирической жизни» и который в ходе его восприятия и осознания, скорее даже в процессе предметно-практической деятельности с ним, получает название, воплощение в той или иной понятийной форме. К. Маркс, обращая внимание на этот факт, писал, что не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание. Исходя из этой, ставшей классической, формулы, он констатирует, что при втором способе рассмотрения «предпосылками являются люди, взятые не в какой-то фантастической замкнутости и изолированности, а в своем действительном, наблюдаемом эмпирически процессе развития, протекающем в определенных условиях. Когда изображается этот деятельный процесс жизни, история перестает быть собранием мертвых фактов...» .

Например, если мы взялись за исследование такой простой, но вместе с тем и сложной проблемы, как рациональность, мы столкнемся не только с обилием мнений и подходов, но и прежде всего с отсутствием уже упоминавшегося «стартового основания», «клеточки». Только уяснив на уровне представления, что же являет собой рациональность, мы сможем тем самым определить ее вообще, выделив то общее и одинаковое, что она имеет на всех этапах своего дальнейшего развития и что остается безразличным по отношению к каждой отдельной ступени ее движения. Другими словами, «рациональность вообще» должна помочь увидеть те основные характеристики рациональности как таковой, которые не схватывают ее конкретно-исторического содержания. В данном случае налицо будет характеристика абстрактной рациональности, которая свободна не только от культурно-исторического и индивидуального бытия, но также от аксиологической и праксиологической нагруженности. Имея это в виду, рациональность можно определить как особую умопостигаемость объективно общего, своеобразную размерность сознательной деятельности, позволяющую постигать внутреннюю логику бытия. Такое определение рациональности характеризуется особыми «безразличными и формальными» чертами по отношению к любому отдельному этапу ее развития. Мы называем их онтологическими и гносеологическими характеристиками и обозначаем как внутренние .

Напомним, что, взявшись за исследование такой «глыбы», как процесс производства и накопления капитала, К. Маркс отталкивается от таких всеобщих абстракций, как «производство вообще», «потребление вообще», «деньги как таковые» и, конечно, «труд». Здесь Маркс был солидарен с Гегелем, полагавшим, что познание «всегда и необходимо начинается с приобретения знания общих принципов и точек зрения, чтобы сперва только дойти до мысли о существе дела вообще» . В своем известном «Введении» к «К критике политической экономии» Маркс, рассматривая проблему начала, приходит к выводу о том, что в начальном пункте исследования любой развивающейся целостности прежде всего необходимо выявить «всеобщие абстрактные определения», или «абстракции вообще», потому что именно в них «фиксируется всеобщее или выделенное путем сравнения общее» . Для Маркса (в отличие, например, от Д. Рикардо) было очевидно, что обоснование проблемы начала – это уже теоретический уровень развития науки, которому предшествует эмпирический этап, берущий свое начало с исследования «живого целого», с «чувственно-конкретного» и заканчивающийся выделением «абстракции вообще». «Но уже это первое представление о предмете научного познания как о “чувственно-конкретном” отделяет научную форму сознания от сознания обыденного, которое базируется на стихийно-эмпирических представлениях людей... И самое главное их отличие заключается в том, что научное познание с момента своего возникновения движется, опираясь не на индивидуально-психологические представления субъекта, но на представление о всеобщем, то есть о той реальной целостности, которая существует объективно, независимо от индивида и воспроизводится средствами научного познания» .

Однако очевидно, что действительный, реальный предмет научного исследования не может исчерпываться и не исчерпывается только абстрактными качествами, они односторонни, и даже на интуитивном уровне чувствуется незавершенность подобных характеристик, их открытость, отрыв от реального человека, действительного мира, имеющих настоящее, вполне конкретное, а не абстрактное существование. По емкому замечанию К. Маркса, «абстракции эти сами по себе, в отрыве от действительной истории, не имеют ровно никакой ценности» и не являются какими-то «искусственно сконструированными идеальными типами, а являются научными абстракциями, отражающими наиболее общие, сущностные черты объективной реальности» . Однако задача формирования первоначальной абстракции и предполагает обозначение таких общих принципов и характеристик, которые присущи изучаемому объекту на всех этапах развития и не детерминированы объективными реальными ситуациями и жизненными мирами.

Подобные абстракции допустимы в теоретическом исследовании, более того, оправданы в его начале. Реальная жизнь не знает, что такое абстракция вообще, а потому и научное исследование не должно на ней останавливаться, оно должно прежде всего отражать процесс становления действительного, живого объекта исследования, в нашем примере – рациональности, показать, каким же образом, благодаря каким факторам и причинам голая абстракция «не истлевает в себе», а становится актуализированным бытием. Наглядно понять это можно на примере становления конкретного типа рациональности, когда «абстракция вообще» обретает свою плоть и кровь, становится действительной, актуализированной.

Процесс восхождения от абстрактной «рациональности вообще» к действительной, «живой» рациональности осуществляется через реализацию внутренних характеристик рациональности и путем обретения (причем в разной степени) определенностей внешних. К первым мы относим гносеологические и онтологические черты рациональности, ко вторым – аксиологические, праксиологические, культурно-исторические и экзистенциальные. Важно отметить, что процесс этот по сути есть процесс становления того или иного типа рациональности. Другими словами, именно в своем типе рациональность и обретает свое бытие, обретает свою конкретность, свою самость и действительность. Об этом процессе уже невозможно говорить на уровне чистых абстракций, необходимо использовать конкретно-исторический подход, позволяющий проследить возможные пути обретения рациональностью своего бытия.

Реальная конкретность для теоретической мысли в процессе перехода (восхождения) от абстрактного к конкретному выступает той предпосылкой, которая, по словам Маркса, должна постоянно «витать перед нашим представлением». Между реальной конкретностью и ее воспроизведением в мысленной конкретности теоретической системы лежат промежуточные звенья концептуального анализа, позволяющие вписать эмпирические данные в мысленную конкретность, объяснить и разрешить те несоответствия и противоречия-антиномии, которые возникают между абстрактной теоретической схемой и конкретной реальностью.

Любой предмет, рассмотренный «вообще», остается «в области абстрактного и бесследно истлевает в себе», если становление и актуализацию своего бытия не осуществляет в тех или иных своих конкретных формах. Так, «рациональность вообще» не имела бы никаких перспектив своей конкретизации и, безусловно, осталась бы в области абстракции, если бы не воплощалась в своих конкретных типах, о которых в последнее время написано немало работ (античный, нововременной, классический, неклассический и т. д.). Другими словами, проявление и реализация внутренних характеристик рациональности всегда осуществляется в конкретном месте и времени, в деятельности конкретных людей или групп, что и формирует внешние (так мы их назовем) для рациональности признаки – ее аксиологический смысл, праксиологическую значимость, обусловленность духовным контекстом каждой культурно-истори-ческой эпохи и индивидуальным жизненным миром. Именно поэтому собственно рациональность, не «абстрактная», не «вообще», всегда есть ее определенный тип. Если мы говорим о реально (а не в теории) существующей рациональности, то, хотим мы этого или нет, мы всегда говорим о ее конкретном типе. Этим, на наш взгляд, и объясняется та ситуация в исследовательской литературе, когда вопрос о рациональности так или иначе сводится и упирается в проблему ее типологизации.

Однако то, каким образом исследуемый предмет «оживает», приобретает черты реального феномена, уже невозможно показать вообще, как невозможно одновременно продемонстрировать становление всех его форм или типов. Так, говорить о «живой», действительной, актуальной рациональности невозможно без и вне ее конкретно-исторического типа, поскольку именно в нем «рациональность вообще» как голая абстракция в «спектре своих возможностей» обретает себя, реализуя свои внутренние характеристики и приобретая внешние. Процесс обретения рациональностью своего бытия так же многообразен и разнопланов, как и те конкретно-исторические эпохи или ситуации, в рамках которых он осуществляется. Именно поэтому рациональность не ограничивается каким-либо одним типом, их возникает множество, при этом каждый из типов по-своему уникален. Это многообразие во многом отражено в философской исследовательской литературе, где лейтмотивом звучит мысль о необходимости систематизации типов и создания их иерархической теории.

До сих пор мы говорили о применении классической методологии при обращении к проблеме рациональности, которая традиционно разрабатывается в русле онтологии и теории познания. Надо отметить, что данная область философских изысканий исконно считалась вотчиной «чистой» мысли, и, соответственно, можно сказать, нет ничего удивительного, что, исследуя рациональность, мы обращаемся к классическому, фундаментальному диалектическому методу восхождения от абстрактного к конкретному. Однако не менее актуальным является использование данной методологии и в социальной философии, исследования которой являются весьма распространенными в сегодняшних научных кругах. Веер наиболее часто обсуждаемых проблем хорошо известен: свобода и права личности, социальная справедливость и защищенность, взаимоотношения макросоциума и человека, идентичность и национальные связи, тендерные исследования и экологические вопросы и т. д. Поднимаются проблемы достаточно насущные, сложные и неоднозначные, но, к сожалению, в подобных работах, как правило, выделяется какой-либо конкретный аспект, и в итоге исследователи приходят к частным выводам, полученным в результате применения частной методологии. Такой подход более характерен не для философских, а для конкретно-социологических исследований, где он вполне оправдан и продуктивно работает. Применение же подобных редукций в социальной философии обедняет науку, не позволяя выйти на уровень действительно философских обобщений.

Данная ситуация вполне объяснима, так как исследования социальных феноменов сопряжены с определенными трудностями, одной из которых при раскрытии сущности социальных явлений является невозможность их описания единой моделью или теорией, с использованием единой методологии. Приходится прибегать к совокупности методологических принципов, каждый из которых отражает какой-то специфический аспект поведения объекта, будучи заведомо неполным. При этом в ходе решения поставленной исследователем задачи часто идут не от самого объекта, а от того взаимодействия, в которое этот объект вовлечен. Дополнительная сложность возникает также вследствие того, что знание о сложных социальных явлениях, объектах и системах определяется не только и даже не столько их сущностной природой, сколько отношением к ним познающего субъекта, целями исследования, средствами и методами познавательной деятельности.

Однако многие трудности могли бы быть успешно решены именно в рамках философского знания при использовании метода восхождения от абстрактного к конкретному, поскольку эта методологическая линия представляет собой стержень, на который можно нанизывать различные конкретные методологические теории, и выстроенная таким образом целостная методология исследования не будет рассыпаться при первой же критике и проверке опытом.

Естественно, что полное абстрагирование от социальной действительности, так же как и уход от теоретических абстракций, не принесет позитивного результата в рассмотрении социально-философских вопросов. Современная философия уже прошла период необоснованного увлечения схоластическими конструкциями, так же как и доминирования проблем «повседневности», решаемых в пределах частных теорий и методологий, например, когда сущность коммуникации раскрывается на опыте кастрюли с водой, поставленной на огонь (Бодрийяр Ж. «Америка»). Сейчас наступает третья, закономерная стадия синтеза этих двух методологических установок, в русле которой активно развивается социальная онтология, позволяющая ставить вопросы о социальной материи, социальном взаимодействии, социальном времени и пространстве. Так, при исследовании социального взаимодействия мы, следуя обозначенной выше классической методологии, сначала выявили, а затем опирались на абстрактную теоретическую конструкцию, позволившую нам выделить его сущность, структуру и основные свойства, имеющие место на любых уровнях социального бытия. Однако было бы принципиально неверно остановиться на данном этапе, поэтому для выхода к конкретной, реальной действительности следует рассматривать реализацию изучаемого феномена в конкретных исторических условиях, на определенном социальном пространстве Запада, Востока или России. «...Но речь идет о действительных, действующих людях», и следующим этапом приближения к ним является анализ феномена взаимодействия в экономике, политике, культуре, затем в социальных группах различного масштаба и, наконец, особенности взаимодействия личности, личности-творца. Такой подход позволил нам создать целостную концепцию социального взаимодействия, которая снимает ряд трудностей при решении конкретных вопросов, связанных с теоретическим и практическим анализом социальных изменений .

Исключительный образец подобного восхождения от абстрактного к конкретному, как уже отчасти отмечалось выше, представлен в «Капитале» К. Маркса. Отталкиваясь от целой системы структурированных и обоснованных экономических абстракций, мыслитель показал, что за экономическими отношениями стоит не только производство вещей, материальных благ, но и производство всех социальных отношений, и в конечном счете – производство самого человека. Только с позиции диалектики как всеобщей теории развития Марксу удается рационально объяснить природу стартовых «абстракций вообще», используемых в «Капитале». Например, «труд вообще» как простая абстрактная деятельность, как расходование рабочей силы, реализация способности трудиться был известен с древнейших времен. Это была простейшая, непосредственная деятельность, изначально весьма бедная по своему содержанию: обработка первых орудий труда, первые попытки обустроить или построить жилище и т. д. Далее шел процесс длительного исторического развития, в результате которого усложнялись как орудия труда, так и отношения между людьми, что приводило к появлению новых и гораздо более сложных, чем прежде, форм труда. Тем не менее, какой бы сложной ни оказалась вновь возникшая форма труда, наряду со всеми сопутствующими ей внешними признаками и характеристиками, всегда и постоянно будет воспроизводиться простой труд, «труд вообще», который выступает как «расходование простой рабочей силы, которой в среднем обладает телесный организм каждого обыкновенного человека, не отличающегося особым развитием» . И хотя реальная способность человека трудиться всегда реализуется здесь и сейчас, в конкретной исторической ситуации, конкретным человеком со своим мировоззрением, положением в обществе и т. д., в конкретном государстве и вполне определенной сфере производства, «тем не менее, для каждого определенного общества это есть нечто данное» .

То многообразие форм труда, о которых говорит Маркс и которые непременно являются следствием разворачивания и реализации «труда вообще» как способности человека расходовать свою способность трудиться, отчасти сопоставимо как с многообразием форм взаимодействия, имеющих место в современном социуме, так и с разнообразием типов рациональности, которое буквально поражает в последнее время. В современной исследовательской литературе выделяют более двадцати различных типов кроме тех, о которых уже говорилось выше, это также научная, открытая, закрытая, специальная, ценностная, целевая, коммуникативная и т. д. и т. п.; при этом прослеживается явная тенденция количественного роста типов рациональности, что проявляется, например, в указании на рациональность каждой отдельно взятой науки (рациональность биологии, физики, химии и пр.). Очевидно, что тенденция количественного роста прослеживается и в отношении форм взаимодействия, поскольку современный мир и новые технологии создают новые условия и открывают уникальные перспективы создания и развития форм социального взаимодействия. Многообразие типов рациональности, как и многообразие форм труда и взаимодействия, является естественным следствием процесса конкретизации, восхождением из области абстрактного, и мы вряд ли можем наверняка предположить будущие ситуации формирования их конкретных характеристик. Каждая историческая эпоха и каждый «индивидуальный жизненный мир» привносят свою самость, свою специфику в процесс становления рациональности, обретения ею своего конкретного типа так же, как и формы труда и взаимодействия оказываются в принципе непредсказуемыми: вряд ли еще сто лет назад можно было себе предположить то огромное разнообразие форм труда, которое привнесла с собой компьютерная индустрия.

Проведенная нами параллель при исследовании столь различных феноменов, как рациональность, социальное взаимодействие и анализ труда, доказывает действенность и всеобщность разработанной немецким ученым методологии, несправедливо забываемой в последнее время.


Философское осмысление социально-экономических проблем / под ред. B. E. Давидовича, Е. Ю. Леонтьевой. – Вып. 10. – Волгоград, 2006. – С. 218.

Щитов, А. А. становление диалектико-материалистической концепции формы и содержания. – Ростов н/Д, 1989. – С. 11.

Маркс, К., Энгельс, Ф. Избранные произведения. – T. 1. – С. 14 –15.

См. об этом более подробно работы Е. Ю. Леонтьевой: от «рациональности вообще» к ее конкретным типам // Академический вестник: Ежегодник Ростовского филиала российской таможенной академии. – Вып. 2. – Ростов н/Д, – 2004; о понятиях «рациональность» и «разум» // Гуманитарные и социально-экономические науки. – 2004. – № 2; рациональность и ее тип (от абстракции «вообще» к конкретному воплощению) // Философское осмысление социально-экономических проблем: межвузовский сборник научных трудов. – Вып. 5. –Волгоград, 2003.

Гобозов, И. А. Куда катится философия. От поиска истины к постмодернистскому трепу (Философский очерк). – М., 2005. – С. 67.

Маркс, К., Энгельс, Ф. Избранные произведения: в 3 т. – T. l. – M.: Политиздат, 1985. – С. 13.

Более подробно об этом см.: Виноградова, Н. Л. Диалогическое взаимодействие и социальное пространство. – Волгоград, 2006. – 216 с.

ГЛАВА IX

АБСТРАКТНОЕ И КОНКРЕТНОЕ. ВОСХОЖДЕНИЕ ОТ АБСТРАКТНОГО
К КОНКРЕТНОМУ - ЗАКОН ПОЗНАНИЯ

Сущность вопроса

Главная трудность многих вопросов, связанных с процессом познания, с различными противоречиями этого процесса заключается в сложности соотношения единич­ного и общего, чувственного и рационального, непосредственного и опосредствованного. Сущность познания со­стоит в возведении единичного в общее, явления в закон. Так как единичное и общее - противоположности и ме­жду ними нет непосредственной, прямой связи, то это и порождает ряд трудностей. Одним из аспектов этой общей проблемы является соотношение абстрактного и конкретного. Путь познания объективного мира лежит через абстракцию. Образно выражаясь, абстракция в виде понятий, законов, мате­матических уравнений и т. п. - это тот горный перевал, через который необходимо пройти, для того чтобы дей­ствительность, кажущаяся нам первоначально хаотиче­ской, предстала перед человеческим взором как единство взаимообусловленных и взаимосвязанных явлений и про­цессов. Иного пути в познании нет. Но если это так, то мы снова сталкиваемся здесь с общим для всего позна­ния противоречием, в данном случае с одним из его вы­ражений- противоречием между абстрактным и кон­кретным. Ибо абстракция есть отход от конкретного, удаление от живого многообразия природы. Цель позна­ния - представить действительность в ее конкретности, но к этой цели ведет дорога лишь через абстракцию, т. е. отход от конкретного. В этом глубочайшее противоречие процесса познания.

Что же такое конкретное и абстрактное, какие черты характеризуют их?

Конкретное есть целостность вещи, явления в много­образии их свойств и определений, во взаимодействии всех их сторон и частей. Любая вещь имеет множество сторон и свойств и существует лишь как целостность в многообразии своих проявлений, в котором все стороны связаны между собой и взаимообусловливают друг друга. «Конкретное потому конкретно, - говорит Маркс, - что оно есть сочетание многочисленных определений, являясь единством многообразного» (1).

Вне этого «единства многообразного» нет конкретного. Конкретное - это данное дерево, данный человек и кон­кретное это - вся природа, природа как целое. И де­рево и человек имеют различные особенности, и природе присущи многие качества, свойства, но они конкретны потому, что существуют лишь как единство многообраз­ного, как система связей и отношений.

Конкретное - это не только целостность вещи или явления, но целостность их связей и отношений с дру­гими вещами и явлениями, их естественных связей с условиями, в которых они существуют. Дерево, напри­мер, конкретно не только потому, что оно единство ряда сторон и свойств, но и потому, что оно представляет со­бою неразрывное целое с условиями своего существова­ния - с почвой, климатом, воздухом и т. п. Человека можно также понять как совокупность общественных условий, в связи со всем обществом.

Если вещи, явления изолировать от этих условий, то они перестанут быть самими собой. Вне этих условий они не могут быть и поняты мыслью как нечто конкрет­ное. Поэтому в понятие конкретного как целостности, единства входят и связь, отношения данного явления с другими, без учета которых оно немыслимо.

Абстрактное характеризуется другими чертами. Аб­страктное есть часть целого, извлеченная из него и изо­лированная от связи и взаимодействия с другими его сторонами и отношениями. Это главная его черта, она делает его противоположностью конкретного. Так, например, электрон - абстракция по сравнению с оным, телом, ибо он составляет лишь часть тела, которую мы мысленно отвлекаем от него, чтобы понять сложное конкретное явление. Монополия также абстракция; по отношению к империализму как конкретной совокупно­сти свойств и качеств, искусственно отвлеченная от нее с той же целью.

Когда мы говорим об абстракции как продукте со­знательного отвлечения части, стороны, свойства, отно­шения от целого, конкретного, то мы не совершаем на­силия над реальными явлениями и процессами и не дей­ствуем по произволу. Если мы можем абстрагировать какую-то сторону или отношение целого, то это объясняется реальным существованием этих сторон или от­ношений. Электрон так же реален, как сложное мате­риальное тело, состоящее из электронов и других мате­риальных частиц; монополия столь же реальна, как и империалистическая форма капитализма в целом. При­рода и конкретна и абстрактна. Поэтому аналитическая деятельность мышления, являющаяся главным средством процесса абстрагирования, синтетическая его деятель­ность, выступающая как орудие воспроизведения целого во всех его связях, в равной степени, покоятся на свой­ствах и особенностях самой объективной действительности. Различие между конкретным и абстрактным не абсолютно, а относительно. Конкретное в одной связи может быть абстрактным в другой и наоборот. Например, мо­лекула по отношению к атому - это нечто конкретное, но по отношению к более сложному телу она абстрак­ция, поскольку представляет собой лишь его часть, сто­рону. Что следует считать абстрактным и что конкретным, зависит от той ступени, которая достигнута в, сложном процессе анализа, исследования явлений, ибо как противоположности эти категории в процессе по­знания переходят друг в друга: абстрактное становится конкретным, конкретное- абстрактным.

Чтобы понять диалектику абстрактного и конкрет­ного в познании, важно прежде всего подчеркнуть их противоположность. Противоположность двух сторон, тенденций, способов познания находит свое выражение, в понятиях «абстрактное» и «конкретное». Конкретное в познании - это целое, воспроизводимое в мышлении, абстрактное - лишь односторонняя часть целого. Кон­кретное - это действительность, познанная в плоти я крови, абстрактное - область изолированных от целого отдельных сторон, свойств, черт, предметов и т. п.

Противоположность конкретного и абстрактного обычно усматривается также в том, что первое воспри­нимается непосредственно, оно видимо, осязаемо, вто­рое же невидимо, неосязаемо и познается лишь опосре­дованным, окольным путем. В известной мере это правильно, ибо в чувственном созерцании предметы пред­стают перед нами в своей конкретности, осязаемости, непосредственно, чего нельзя сказать об абстракции. Однако эту противоположность нельзя абсолютизиро­вать. Неправильно считать, что конкретным может быть только то, что чувственно осязаемо, а все остальное - это абстракция. Если абстракцию понимать лишь как вычленение из массы предметов каких-то общих при­знаков, свойственных им, то такое противопоставление абстрактного и конкретного было бы уместным. Тогда чувственно воспринимаемое было бы синонимом кон­кретного, а воспроизведение явлений с помощью мышле­ния - синонимом абстрактного. В силу этого указанное представление об абстрактном и конкретном не идет дальше поверхностного их сопоставления. Диалектиче­ская же логика понимает абстракцию значительно глуб­же, определяя ее как процесс отражения сущности, закона вещей. Если абстракция есть способ познания сущности, закона явлений, то, очевидно, вне абстраги­рующей деятельности мышления невозможно конкретное понятие о них.

Таким образом осязаемость, непосредственную вос­принимаемость нельзя считать главной чертой конкрет­ного, хотя она в какой-то мере и присуща ему.

Познание развивается в форме двух полярных про­тивоположностей. Это движение мысли от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному. Этот противоречивый характер познания порождает ряд объ­ективных трудностей, которые при непонимании диалек­тического характера взаимоотношения между абстракт­ным и конкретным ведут к искажению сущности позна­ния и законов его развития.

Отсюда возникают различного рода сомнения в спо­собностях научного познания отразить и воспроизвести конкретный, объективный мир; с ними мы встречаемся, например, при попытках обобщения особенностей совре­менной науки и методов ее исследования. Некоторые ученые говорят о растущей пропасти между наукой и конкретной действительностью, объясняя это тем, что наука якобы становится абстрактной и недоступной здравому смыслу. Мир науки и мир действительности будто бы беспрерывно отдаляются друг от друга. Чем более абстрактными становятся понятия и формулы о мире, тем менее конкретной и жизненной предстает перед человеческим взором картина природы. Отсюда эти ученые пытаются сделать вывод, что возник непри­миримый конфликт между конкретным и абстрактным, и а этом конфликте они усматривают чуть ли не траге­дию современных способов познания и современного мировоззрения. В той самой книге журнала «Erkenntnis», в которой была провозглашена «революция» в философии и про­грамма «новой логики», выступил Рейхенбах со статьей «Философское значение современной физики». В этой статье он утверждал, что наступил странный разлад между миром науки и обычной жизнью, непосредствен­ной действительностью, и всю вину за него он возлагает на философов. Причину этого разлада он объяснял тем, что философы по-прежнему пытаются применять к со­временной физике абстрактные понятия причинности, закономерности, пространства и т. п., в то время как естествознание перестало быть «метафизическим», т. е, оно не может быть подведено под эти философские ка­тегории. Чтобы уничтожить разлад между наукой и кон­кретной действительностью, он предлагал исходить из того, что та и другая есть область наших человеческих переживаний. В этом-де единство отвлеченной науки и конкретной действительности. «Только переживания, - писал он, - и их упорядочение в виде связной теории способны выразить содержание современного исследова­ния природы» (2).

Это позитивистское решение вопроса обесценивает великие орудия познания - абстрактные понятия и ка­тегории, без которых невозможно никакое естествозна­ние, как и научное знание вообще.

Такое же противопоставление абстрактной науки и конкретного мира можно найти у Рассела и у многих других буржуазных философов. Противоположность абстрактного и конкретного, то обстоятельство, что, наука со своими абстрактными математическими формулами как будто всё дальше уходит от конкретного мира, волнует и ученых, непосредственно занимающихся исследованием природы. Причина таких представлений не только в неумении видеть диалектическую взаимо­связь абстрактного и конкретного, но и в действитель­ной сложности современных методов исследования, соз­дающих возможность иллюзии о том, что научное зна­ние в силу своей абстрактности не есть отражение объективного мира. Ниже мы специально вернемся к этому вопросу, поскольку он чрезвычайно ясно пока­зывает, что источником заблуждений служит в данном случае неуменье с помощью диалектической постановки вопроса об абстрактном и конкретном преодолеть дей­ствительные противоречия и трудности, порождаемые развитием науки.

Итак, сущность рассматриваемого вопроса ясна. Все дело в том, чтобы правильно понять диалектическую природу противоречия между абстрактным и конкретным и уяснить истинную логику движения познания и в этом отношении. Мы попытаемся рассмотреть эту логику в плане развития отдельного (индивидуального) процесса познания и в плане исторического развития познания. Оба эти аспекта важны не только потому, что они реально существуют как относительно самостоятельные сферы познания, но и потому, что и в дан­ном вопросе имеет место совпадение логического и исторического.

Соотношение конкретного и абстрактного в отдельном процессе познания

Главная и наиболее трудная часть рассматриваемой проблемы заключается в конкретном. Труднее и слож­нее познать явление в его конкретности. Конечно, абстракция имеет дело со скрытой, невидимой основой, с существенными связями и отношениями вещей, и постольку задача абстрагирующей деятельности мышления далеко не легкая. Кроме, того, ставя этот вопрос, необходимо помнить, что познание - это процесс, в ко­тором абстрактное и конкретное связаны воедино. Но именно потому, что они составляют две стороны или формы одного и того же процесса, важно выделить ту сторону, которой подчинен в конечном счете весь процесс. А такой стороной является конкретное. Ибо цель познания не только обнаружить законы действительности, но и объяснить посредством этих законов окру­жающие нас явления. Законы науки лишь тогда оправ­дают свое назначение, когда они выполняют эту роль. когда они служат практике, цели практического воздей­ствия на объективный мир.

Это значит, что абстракция, с помощью которой выделяются какие-то отдельные, наиболее существен­ные стороны многообразного конкретного, есть лишь средство, которое необходимо для осуществления глав­ной цели познания - воспроизведения явлений в их конкретности, в их связях и отношениях с другими явлениями. В свете сказанного выше можно понять жалобы тех естествоиспытателей, которые на достигну­тых вершинах абстракции чувствуют непреодолимую жажду опуститься, так сказать, на землю и связать абстрактное с конкретным, так как наука совершает трудное восхождение на высокие, горы абстракции только для того, чтобы понять конкретную природу в ее плоти и крови. В этом стремлении нельзя не видеть правильного и здорового понимания сущности и целей познания.

Весь обходный путь, проделываемый познанием, т. е. отход от конкретного к абстракциям, предприни­мается только для того, чтобы лучше, глубже, адекват­нее отразить в мысли конкретное. В этом смысле мы и утверждаем, что центральным моментом в проблеме соотношения абстрактного и конкретного является кон­кретное, что познание конкретного - наиболее сложная часть общей задачи.

В этой связи полезно вспомнить мысли, высказан­ные Гегелем в его превосходной статье под названием «Кто мыслит абстрактно?» Легче всего, говорит Гегель. мыслить абстрактно, при этом он имеет в виду мышле­ние одностороннее, выхватывающее какую-то одну сто­рону, свойство или качество явления и не учитывающее связи всех сторон, свойств, качеств явления, его отно­шения с другими явлениями, связи с условиями, его породившими. Такой способ мышления часто встре­чается в повседневной жизни. Гегель рисует ряд сценок. Ведут, например, убийцу на казнь. Толпа видит в нем только убийцу, не принимая во внимание всю совокуп­ность условий, поставивших его на путь преступления. Это и значит мыслить абстрактно (3).

Или вот другая сценка.

««Эй, старая, ты торгуешь тухлыми яйцами», - ска­зала покупательница торговке.

«Что? - вспылила та, - мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты? У которой отца вши заели, а мамаша якшалась с французами? Ты, у которой бабка померла в бога­дельне? Ишь, целую простыню на свой платок извела! Известно, небось, откуда у тебя все эти шляпки да тряпки! Если бы не офицеры, такие, как ты, не щего­ляли бы в нарядах! Порядочные-то женщины больше за домом смотрят, а таким, как ты, самое место в ката­лажке! Заштопай лучше дырки-то на чулках!» Короче, она не может допустить в покупательнице ни зернышка хорошего. Она и мыслит абстрактно - подытоживает в покупательнице все, начиная с шляпок, кончая про­стынями, с головы до пят, вкупе с папашей и всей остальной родней, - исключительно в свете того пре­ступления, что та нашла ее яйца тухлыми. Все оказы­вается окрашенным в цвет этих тухлых яиц...» (4).

Односторонне абстрактный подход имеет место и в науке, когда в целях познания выделяют какое-то свой­ство природы, игнорируя другие свойства, их связь и взаимодействие, развитие, переход в новое качество и т. д. В критике абсолютизации абстрактного подхода к познанию Гегель прав, так как абстракция есть лишь путь, ступенька к конкретному, прав он также и в том, что подчеркивает трудность воспроизведения конкрет­ного в мышлении как конечной задачи и цели познания.

Необходимо теперь уточнить определение конкрет­ного. До сих пор мы рассуждали о конкретном незавнсимо от того, где и когда, на каких ступенях мысль "встречается с ним. Но если иметь в виду весь процесс познания, то в мышлении конкретное отражается дважды: в начале познания и в конце его, в исходном пункте и в конечной точке процесса. Это не одно и то же конкретное. Правда, отсюда нельзя делать вывод, что мышление, совершая свою сложную работу, сталкивается с двумя конкретными действительностями. Дей­ствительность одна и она существует как конкретная действительность, как единство многообразного. Но в мышлении, в процессе познания конкретное на разных ступенях, в начале и в конце процесса не одно и то же. Исходным пунктом познания является объективная, конкретная действительность и все операции мысль про­изводит на ней, на ее материале. Но на различных сту­пенях познания конкретная действительность отра­жается по-разному. Мы ничего о ней не знали бы, если бы она не была дана нам первоначально в чувственном созерцании, в наших ощущениях. Конкретное дано чув­ственному созерцанию непосредственно и в этом отно­шении оно определяется нами как непосредственно вос­принимаемое, видимое. Только с этого непосредственно данного и видимого, осязаемого конкретного и может начаться познание. Но чувственно-конкретное - это та­кое конкретное, которое еще не может на этой ступени познания выступить как единство многообразных явле­ний, поскольку это единство скрыто от непосредствен­ного взора и может быть охвачено лишь с помощью абстракций, формулирования законов, понятий, гипо­тез и т. п.

Поэтому о таком конкретном можно сказать, что оно столь же видимо, сколь и невидимо. Оно видимо в своих непосредственных проявлениях, в своей внешности, но оно невидимо как такое конкретное, в котором внешние, непосредственные проявления связаны с внутренней его сущностью, с законами его существования и развития. А знание такого конкретного - цель подлинно научного познания. Видимость и доступность конкретного на чув­ственной ступени познания оплачивается ценой незнания сущности конкретного, а, следовательно, непосредствен­ная доступность его сопровождается элементами обман­чивого, иллюзорного, нередко глубоко ошибочного пони­мания явлений. Видимое и осязаемое конкретное должно быть просвечено абстракциями - этим своеобразным мыслительным рентгеном, чтобы в нем можно было обнаружить его скрытую основу, сущность и затем по­знать его как такое конкретное, в котором внешнее проявление и его сущность неразрывно связаны. Такое конкретное выступает на заключительной стадии про­цесса познания. Но это уже не чувственное, а мысленное конкретное, оплодотворенное познанием с помощью абстракций сущности, скрытой основы вещей.

Таким образом, если взять отдельный процесс позна­ния, то его противоположные полюсы - это конкретное, но разное - чувственно воспринимаемое и мысленно-конкретное. На пути между этими полюсами находится абстракция. На стадии чувственного восприятия действи­тельности познание получает те данные, тот материал, без которого оно ни шагу не может сделать вперед. На стадии абстрактного мышления отыскивается то, что составляет основу, единство многообразия. На стадии мысленного воспроизведения конкретного круг как бы замыкается в исходной точке, но на новой основе: мно­гообразие предстает перед нами уже не как хаотическая совокупность сторон и отношений, а как «организован­ное» единство, подчиняющееся определенным законам. Мысленно воспроизведенное конкретное выступает уже не в форме суммы различных сведений, наблюдений, фактов, разрозненных положений и т. п., а как знание о явлениях, освещенное единой идеей.

Как видно, отход от конкретного на первой стадии процесса познания имеет двойственную природу: это отход для лучшего приближения к конкретному. Или. как писал В. И. Ленин: «Движение познания к объекту всегда может идти лишь диалектически: отойти, чтобы вернее попасть...» (5).

Этим положением решается главный вопрос, касаю­щийся взаимоотношения абстрактного и конкретного. Диалектика взаимоотношения между ними такова, что переход чувственно-конкретного в абстрактное по суще­ству не отдаляет нас от конкретного мира, а приближает к нему в том смысле, что он познается глубже, в своей существенности, что, только обнаружив посредством абстракций сущность явлений, мы можем затем познать явления в их конкретности. Движение познания в форме отмеченных полярных противоположностей, переход формы конкретного восприятия действительности в про­тивоположную форму абстракции не только не разгора­живает действительность с миром научных абстрактных формул, но, напротив, есть способ их сближения, сов­падения.

Например, когда мы движемся в процессе познания от восприятия хаотического колебания цен на рынке к абстракции стоимости или от восприятия массы разно­образных материальных тел к абстракции материи, то такое удаление от конкретного есть на деле приближе­ние к нему, способ его познания. Установление этого факта лишает всякой почвы утверждение о том, будто движение мысли от чувственно-конкретного к абстракт­ному (закону, понятию, научной формуле, математиче­скому уравнению) означает абсолютный отход от кон­кретного видимого мира. В действительности это зако­номерное движение мысли имеет прямо противополож­ное значение. «Значение общего, - писал Ленин, - про­тиворечиво: оно мертво, оно нечисто, неполно еtc. еtc., но оно только и есть ступень к познанию конкрет­ного...» (6).

«Абстрактное есть ступень к конкретному» - эта ди­алектическая формула вскрывает взаимопроникновение противоположных форм движения мысли. Она противо­положна метафизическому пониманию их взаимоотноше­ния, согласно которому абстрактное есть только отход от конкретного, тогда как в действительности оно есть единство «отхода» и «приближения» или отход ради того, чтобы лучше прыгнуть вперед, лучше познать кон­кретное.

Если начальная фаза процесса познания совершается в форме перехода чуственно-конкретного в абстрактное, то следующая за ней фаза есть переход абстрактного в конкретное, т. е. и дальнейшее движение познания имеет диалектический характер. Абстракция не само­цель, а средство, способ познания явлений в их конкрет­ности. Поэтому, когда достигнута необходимая ступень абстракции, когда вскрыты сущность, закон явлений, мысль начинает двигаться в обратном направлении, от абстрактного к конкретному с целью отражения конкретного на основе постигнутого абстрактным путем единства многообразия свойств и сторон вещи.

Эта последняя фаза процесса познания, которую можно определить как восхождение от абстрактного к конкретному, чрезвычайно важна, она требует более обстоятельного рассмотрения. Особенно здесь имеют значение два вопроса: 1) о начале, исходном пункте этого восхождения и 2) о том, как совершается это вос­хождение.

Начало восхождения от абстрактного к конкретному. После того как путем абстрагирования найдена какая-то сторона или свойство вещи, характеризующие то, что составляет существенную основу, единство всех прояв­лений вещи, начинается обратный процесс восхождения от этого абстрактного момента к конкретному. Но что представляет собой само абстрактное, служащее исход­ным моментом процесса восхождения к конкретному? Главная его черта - это то, что оно выражает, пусть в одностороннем, отвлеченном виде, сущность, основу исследуемого явления. В этом смысл движения от чувственно-конкретного к абстрактному.

В процессе анализа возможны различные степени абстрагирования от конкретного, возможно выделение различных абстракций. Например, когда мы имеем дело с таким сложным организмом, как общество, бытие ко­торого проявляется в множестве сфер - в экономике, политике, идеологии, морали и т. п., каждая из которых в свою очередь может быть разложена на многие сто­роны и части, то становится понятным, что задача на­хождения исходной абстракции не столь проста. Такое общественное явление, как класс, есть отвлечение, аб­стракция по отношению к общественному организму как целому. Но сам класс есть нечто сложное, для его по­нимания в свою очередь необходимо выделение наиболее существенной стороны его, вне которой понятие класса не может быть ясным и конкретным. Здесь мы сталки­ваемся с вопросом об относительности понятий конкрет­ного и абстрактного. Вне учета относительности этих понятий невозможно решить вопрос о том, какими чер­тами должна быть наделена исходная абстракция.

В самом деле, понятие общественного класса - абстракция по отношению к обществу- в целом, но по отношению к ряду признаков, характеризующих класс, это понятие чрезвычайно конкретно. Вспомним опреде­ление класса, данное В. И. Лениным: «Классами назы­ваются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам по­лучения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства» (7).

Как видно, класс - это сложное явление, и исследование самого этого объекта должно пройти все указан­ные выше стадии, т. е. движение от конкретного к абстрактному и затем восхождение от абстрактного к кон­кретному. Поэтому класс не может быть исходной абстракцией в познании общества, ибо сам он - сложное и конкретное явление. Попытаемся проанализиро­вать этот объект с целью обнаружения исходной абстрак­ции.

Рассмотрение понятия класса с интересующей нас точки зрения важно еще и потому, что современные про­тивники марксизма пытаются его всячески запутать. Стараясь доказать, что в современном капиталистическом обществе уже стерлись или стираются различия между антагонистическими классами или что если классы существуют, то уже не на основе, указываемой марксизмом, противники его сознательно игнорируют решающие стороны понятия класса и совершенно выхо­лащивают его социальное содержание. Абстрагирование они доводят до такой ступени, когда утрачивается спе­цифическое качество класса как общественно-историче­ского явления.

Из приведенного выше ленинского определения класса следует, что его характеризуют по крайней мере пять черт, сторон: 1) это большие группы людей, 2) они различаются по месту, занимаемому ими в исторически определенной системе общественного производства, 3) по своему отношению к средствам производства, 4)по роли, которую они выполняют в общественной организации труда, 5) по способу и размерам получения определенной доли общественного богатства. К этому нужно добавить еще черту, специфическую для классов антагонистических формаций: одни классы присваивают себе плоды труда других классов.

Каждая из этих сторон должна быть отвлечена от целого, конкретного, для того чтобы можно было иссле­довать, что такое класс. Эту задачу познания мы уже частично рассмотрели, когда занимались проблемой ана­лиза и синтеза. Тогда было установлено, что цель анализа состоит в разложении целого и нахождении наиболее существенной стороны, из которой можно вос­соединить целое. Этим ограничивается задача анализа. Сейчас, когда исследуется вопрос о соотношении аб­страктного и конкретного - категорий, тесно связанных с, анализом и синтезом, задача заключается уже не про­сто в том, чтобы путем анализа найти, вскрыть сущность, существенную сторону целого. Это конечно важно и при решении проблемы абстрактного и конкретного; без анализа вообще невозможно выделение абстрактного из конкретного. Но специфическая задача абстрагирования состоит здесь в том» чтобы выделить посредством ана­лиза такую существенную сторону, которая могла бы выполнить роль исходной абстракции на пути восхожде­ния от абстрактного к конкретному. А это значит, что исходная абстракция должна характеризоваться ка­кими-то новыми, дополнительными свойствами, помимо ее главного свойства - выражать в отвлеченном, чистом виде сущность вещи, явления, процесса. На первый взгляд может показаться, что любой при­знак класса способен быть «исходной абстракцией», с которой можно начать восхождение к конкретному. Но это заблуждение. Возьмем такой признак класса, как роль людей в общественной организации труда. Это важная сторона понятия класса и вне ее нет классов: буржуазия, например, выполняет в капиталистическом обществе одни функции в производстве, она (либо не­посредственно, либо через своих агентов) организует, направляет, командует и т. п. Пролетарии, напротив, за­трачивают лишь свой труд, они не занимаются органи­зацией производства и не командуют им. Но как ни важен этот признак класса, он, во-первых, не самый существенный и, во-вторых, он сам опосредствован, определяется и вытекает из каких-то других признаков класса. Стало быть, абстракция эта не может быть исходной, чтобы с нее начать восхождение к классу как единству многообразного.

Или возьмем другой признак - размеры той доли общественного богатства, которую получают разные классы. Он тоже есть нечто опосредствованное, опреде­ляемое другим фактором. Из истории науки известно, что существовали такие теории классов, авторы которых считали, что члены общества делятся на классы в за­висимости от способа распределения общественного бо­гатства. Это были ненаучные теории, поскольку они вы­давали следствие за причину. Подобно тому как капи­талист является таковым не потому, что он управляет производством, а, напротив, он управляет производством в силу того, что он капиталист, подобно этому получае­мая им львиная доля богатства обусловлена его поло­жением как капиталиста.

Из сказанного следует, что исходная абстракция дол­жна обладать по крайней мере двумя качествами: 1}она должна отражать сущность, причину вещи и 2) она должна быть предельной, т. е. такой абстракцией, кото­рая не опосредствована другими, а напротив, сама опо­средствует другие стороны и свойства явлений. Иначе говоря, исходные абстракции - это такие понятия, в ко­торых достигнут предел абстрагирования от данного конкретного многообразия, это, так сказать, «последняя» абстракция, дальше которой нельзя уже идти без ущерба для адекватного отражения явления. Они соче­тают в себе существенное, причину с элементарностью, простотой - простотой в том смысле, что они - нераз­витое начало развитого целого, что от них тянется нить опосредствовании, что они - исток, из которого выво­дится, развивается все остальное.

В разбираемом нами примере такой исходной аб­стракцией будет отношение людей к средствам производ­ства, ибо оно определяет все остальное, все другие стороны и черты общественного класса. И доля общественного дохода, получаемого различными классами, и место в общественной организации труда, и возможность эксплу­атации одним классом другого класса - все это обусловлено указанной главной стороной, характеризующей класс. Она опосредствует, определяет все другие при­знаки класса и потому в анализе выступает как простое, как исходный момент, из которого выводятся другие признаки.

Однако исходная абстракция, какой бы предельной она ни была, должна быть вместе с тем «конкретной абстракцией», т. е. такой абстракцией от конкретного, которая при всей своей отвлеченности выражала бы ка­чественную специфику данного явления. Последняя аб­стракция, простое начало должны сохранить меру вещи, т. е. степень отвлечения от конкретного не может захо­дить настолько далеко, чтобы в нем терялось качество исследуемой вещи. В этом смысле мы и употребляем понятие «конкретной абстракции». Например, в нашем примере можно было бы сделать еще один шаг по пути абстрагирования и отвлечься также и от отношений лю­дей к средствам производства и выделить в качестве предельной абстракции отношения между людьми в про­цессе технической организации в производстве. Кстати говоря, современные апологеты капитализма так и по­ступают, пытаясь доказать, что не собственность на средства производства, а функции, выполняемые людь­ми, их расстановка в производственном процессе обу­словливают их классовую принадлежность. Это довольно распространенная в современной буржуазной и право­социалистической литературе концепция. Согласно ей на современной ступени организации общества роль той или иной социальной группы людей определяется уже не отношениями собственности, а их местом в техниче­ской иерархии работников производства. Из этого де­лается вывод, что сейчас характерно не деление обще­ства на буржуазию и трудящиеся классы, а деление его соответственно «технократическому порядку».

Несомненно, в современном обществе произошли огромные технические изменения, которые вызвали ряд новых явлений, каковы, например, небывалое раньше увеличение числа управляющих, организаторов и воз­росшая их роль в производстве. Но это не изменило того положения, что основные богатства в капиталисти­ческой стране сосредоточены в руках буржуазии, бур­жуазного государства, что класс, господствующий эко­номически, выступает и в качестве политически господствующего класса. Цель вышеизложенного подхода к вопросу о классовой структуре капиталистического об­щества ясна. Но здесь нарушаются и логические пра­вила абстрагирования, теряется качество исследуемого явления. Техническая организация производства - это уже другое по своему качеству явление, оно не способно выразить сущность и качественную специфику общест­венного класса, в основе которого лежит отношение к средствам производства. Это так же верно, как и то, что (если взять пример из другой области) такое абстракт­ное понятие, как сила, действующая между неизменными частицами вещества, достаточно для того, чтобы из него вывести механические процессы, но уже недостаточно для понимания атомных явлений. Последние требуют иных исходных абстракций, выражающих специфику микрообъектов в отличие от специфики крупных тел.

Маркс, анализируя такое сложное явление, как капиталистический способ производства, также выделяет из конкретного многообразия его такую абстракцию, которая служит ему исходным пунктом дальнейшего восхождения к конкретному. В качестве такой предельной, исходной абстракции у Маркса выступает стои­мость, воплощенная в товаре. Ее он называет самой абстрактной формой буржуазного богатства. Без стои­мости невозможно понять ни одного процесса, характер­ного для этого способа производства. Это действительно «конкретная абстракция», дальше которой идти нельзя.

Если же мы будем анализировать социалистический способ производства, то понятие стоимости уже не смо­жет выполнять роль начала восхождения к конкрет­ному, ибо это уже качественно иной социальный орга­низм с новыми закономерностями развития.

Исходная абстракция, далее, должна в общем и це­лом совпадать с тем, что было исторически первым в реальном процессе развития самой действительности. Эта черта исходной абстракции имеет огромное значе­ние, так как в процессе восхождения к конкретному должен быть отражен предмет в его развитии и изме­нении. По отношению к классу эта сторона может быть не так ярко выражена, как при исследовании других явлений. Но и здесь совершенно очевидно, что отноше­ние к средствам производства есть тот фундамент или та причина, из которой вырастают и развиваются все остальные стороны и свойства класса, его взаимоотношения с другими классами и т. д. Конечно, буржуазные отношения собственности не существуют, например, вне определенной психологии, свойственной этому классу. Но психология, будучи вторичной по отношению к ма­териальным условиям бытия класса, вырастает, разви­вается из них как из своего семени. Капиталистические отношения собственности возникают до завоевания бур­жуазией политической власти в недрах феодального общества.

Еще яснее историчность исходной абстракции стано­вится тогда, когда мышление специально исследует развитие явления. Так, в «Капитале» Маркса логически исходная абстракция - товар и его стоимость нахо­дятся в полном соответствии с историческим исходным моментом капиталистического развития. Из стоимости товара, из обмена товаров по закону стоимости, как из клеточки живого организма, развиваются все процессы капиталистического производства, и восхождение от абстрактного к конкретному должно воспроизвести эти исторические процессы.

Ботаник, биолог, исследуя происхождение видов растений и животных, также берут в качестве исход­ного пункта исследования исторически простые орга­низмы, из которых возникают современные сложные организмы.

Так как двигательная сила развития находится в противоречиях, свойственных явлению, то исходная абстракция должна отразить в зародышевом виде его противоречия - те противоречия, развертывание и борьба которых служат стимулом его развития. Таковы противоречия товара и стоимости. В биологии это проти­воречия обмена веществ в живых организмах, они слу­жат источником развития и изменения видов и т. д.

Таковы основные черты исходной абстракции, на­чала восхождения от абстрактного к конкретному. Рас­смотрим теперь сущность самого этого процесса дви­жения мысли от простейшего начала к конкретной целостности как единству многообразных явлений.

Восхождение от абстрактного к конкретному. Дви­гаясь от исходной абстракции, мысль должна воспроиз­вести явление как целостное конкретное единство всех его сторон и свойств, как многообразие в единстве, как сочетание многочисленных определений. Процесс этот сложен и имеет свои трудности. Они обусловлены главным образом тем, что между абстрактным и конкретным в процессе познания существует противоречие, как правило, очень резкое, так что нужна большая и кро­потливая работа мысли, для того чтобы соединить, со­четать эти противоположности. Противоречие между абстрактным и конкретным в мышлении есть выраже­ние общего противоречия между общим и единичным, законом и явлением, сущностью и формой ее проявле­ния. Исходная абстракция выражает сущность явления, но не всегда выражает ее полностью. Она отражает сущность, закон явлений отвлеченно, в чистом виде. Это можно видеть на примере с общественным классом. Да сих пор мы рассматривали класс главным образом с экономической стороны. С этой стороны связь между исходной абстракцией и всеми остальными чертами класса не так уж сложна, она более или менее непо­средственна. Из различного отношения к собственности на средства производства нетрудно вывести все другие черты и признаки, различающие людей по их классо­вому положению. Но если мы будем исследовать обще­ственные классы со стороны политической, правовой, идеологической и т. д., другими словами, будем рас­сматривать политику, идеологию классов и т. п., то это явление предстанет перед нами в еще большей конкрет­ности, чем с экономической стороны. Тогда окажется, что экономическое определение класса по отношению к этой более полной целостности хотя и остается наиболее важным и существенным, но все же есть абстракция, которую нужно наполнить конкретным со­держанием. Это лишний раз показывает, как важно учитывать относительность понятий абстрактного и кон­кретного. При этом если мы сопоставим исходную абстракцию в определении общественного класса, т. е. отношение людей к средствам производства, с такими ее конкрет­ными проявлениями, как, например, идеология, мораль, философия того или иного класса, то мы увидим, что связь между абстрактным и конкретным не так уж про­ста и непосредственна. Эта связь существует, ибо отно­шение к средствам производства есть то главное, то искомое единство, которое проявляется во всем бытии класса, начиная с экономических и кончая самыми от­даленными и «тонкими» сферами, каковы, например, идеология класса, его искусство, философия и т. п. Но дело в том, что эта связь не непосредственна, и для того, чтобы ее нащупать, обнаружить, мысль должна осуществить процесс постепенного восхождения от абстрактного к конкретному. И только тогда класс предстанет во всей своей плоти и крови, во всей своей конкретной полноте и целостности. Нельзя из отноше­ния к средствам производства какого-либо класса непо­средственно вывести, например, искусство этого класса. Но такой же ошибкой было бы на этом основании объ­явить исходную абстракцию фикцией. Такой фикцией буржуазные социологи объявляют классы, а позити­вистские философы подобной же фикцией считают вся­кие законы природы и общества.

В связи с этим следует вспомнить высказывание Энгельса о природе экономических законов. Это выска­зывание очень метко схватывает сложные и опосред­ствованные отношения между абстрактным и конкрет­ным. Отвечая К. Шмиду, который не понял взаимоотно­шения между законом стоимости и нормой прибыли и ввиду несовпадения между ними полагал, что закон стоимости это фикция, Энгельс писал: «Ваши упреки по адресу закона стоимости относятся ко всем поня­тиям (следует заметить, что под понятиями Энгельс здесь имеет в виду законы. - М. Р.) ... По той причине, что понятие обладает основной природой понятия, что оно, следовательно, не совпадает прямо и непосредст­венно с действительностью, от которой его сначала надо абстрагировать, по этой причине оно всегда все же больше, чем фикция; разве что Вы объявите все резуль­таты мышления фикциями, потому что действитель­ность соответствует им (результатам мышления. - М. Р.) лишь весьма косвенным окольным путем, да и то лишь в асимптотическом приближении (т. е. никогда не сов­падая.- М. Р.)» (8).

Дальше Энгельс высказывает очень важные общие соображения относительно соотношения абстрактного и конкретного, закона и действительности. Он указывает, что если бы на каком-нибудь предприятии стали требовать, «чтобы норма прибыли под угрозой разжалования ее в фикцию была точь-в-точь одинаковой, скажем, 14,876934... с точностью до ста десятичных знаков в каждом предприятии и в каждом году, то мы бы со­вершенно превратно поняли природу нормы прибыли и экономических законов вообще; все они не имеют иной реальности, кроме как в приближении, в тенденции, в среднем, но не в непосредственной действительности. Это происходит отчасти вследствие того, что их дей­ствие перекрещивается одновременным действием дру­гих законов, отчасти же вследствие их природы как понятий» (9). Из слов Энгельса видно, что отсутствие непосредственного совпадения абстрактного и конкретного объясняется существованием промежуточных звеньев, находящихся между этими обоими противоположными полюсами. Поскольку мысль в своем движении от чув­ственно-конкретного к абстрактному отвлекается от ряда усложняющих моментов и берет сущность вещи в чистом виде, то обратное движение от абстрактного к конкретному в мышлении требует учета этих выпу­щенных ранее моментов. Поэтому восхождение от абстрактного к конкретному есть процесс опосредство­вания исходной абстракции все новыми и новыми сторо­нами, которые ранее в целях выделения исходной абстракции приходилось опускать. При изучении закона падения тел мы абстрагируемся от сопротивления воз­духа падающим телам, т. е. мысль берет явление в чис­том виде, создавая абстракцию закона. Но последний не фикция, ибо, идя от абстрактного к конкретному, мысль с помощью найденного ею закона вполне объяс­няет конкретное, т. е. падение тел, как оно непосред­ственно нами воспринимается.

Как видно, между абстрактным и конкретным нет, прямой связи, к последнему ведет, пользуясь словами Энгельса, окольный путь, путь соединения противопо­ложностей (абстрактного и конкретного) с помощью анализа посредствующих звеньев. Понятие посредствую­щих звеньев охватывает чрезвычайно широкий круг явлений: в него входят и усложняющие моменты, от которых мы ранее отвлеклись, и новые, изменившиеся условия, в которых действует закон, и развитие самого исследуемого явления; у которого возникают какие-то новые черты и свойства, модифицирующие действие за­кона, и ограничение действия одного закона другими, перекрещивание действия различных законов и т. д. В силу сказанного процесс восхождений от абстракт­ного к конкретному, процесс воспроизведения в мышле­нии конкретного очень сложен. Главные его черты на наш взгляд характеризуются следующим.

а) На пути движения от абстрактного к конкрет­ному основная задача состоит в том, чтобы воспроизве­сти в мышлении всю систему связей и отношений, характеризующих данный предмет как конкретную - це­лостность. Только тогда, когда это будет достигнуто, завершается движение к конкретному в отдельном цикле познания. Чтобы такое движение стало возмож­ным, мысль сначала должна разложить, анатомировать эту систему связей, выделяя из нее такие связи и отно­шения, которые служат началом, исходным пунктом процесса восхождения к конкретному. В соответствии с этим восхождение от абстрактного к конкретному должно означать построение из начальных простейших связей сложной системы связей и взаимодействия всех сторон и частей целого. Исходная сущность, начало включается в сложные связи, абстрактное - в конкрет­ное, вследствие чего связи и отношения становятся все более многосторонними. При этом процесс воссоздания в мышлении конкретного как целостной системы связей и взаимодействия всех сторон и свойств явления как правило имеет характер отражения развития самого предмета. Явление как совокупность сложных, конкрет­ных связей и отношений не возникает сразу в реальной действительности, поэтому и процесс восхождения от абстрактного к конкретному должен так или иначе отражать это развитие явления. Логика движения мы­сли не может не совпадать, хотя бы в общем и целом, с развитием самого исследуемого объекта.

б) В связи с этим было бы ошибкой путь к конкретному, которое есть сочетание многочисленных опреде­лений, понимать как процесс создания понятий о всех отдельных сторонах конкретного и последующее объ­единение этих понятий или определений воедино. В дей­ствительности это путь синтеза, синтетического выведе­ния, развития из исходной абстракции всего конкретного многообразия явления. Если главное орудие движе­ния от чувственно-конкретного к абстрактному это анализ, то главным способом исследования на пути вос­хождения от абстрактного к мысленно-конкретному является синтез. Последний, как было уже сказано, - это не простая механическая сборка разрозненных ча­стей в целое, а способ развития, выведения единичного и конкретного из общего и абстрактного. Только такое синтетическое развитие из одних понятий и определений других, более конкретных может в результате всего пути восхождения воспроизвести конкретное многообра­зие сторон явления в их единстве. Механическая же «сборка» частей приведет лишь к эклектическому опре­делению целого как суммы сторон вещи.

в) Если восхождение есть процесс выведения, раз­вития конкретного из абстрактного, то оно должно осуществляться таким образом, чтобы каждая новая сту­пень была непосредственно связана с предыдущей, следовательно, чтобы новое понятие или определение предмета содержало в себе предшествующие понятия и определения в «снятом» виде. Это значит, что путь вос­хождения должен быть постепенным, что недопустимо перепрыгивание через те посредствующие звенья, кото­рые связывают всю цепь в единое целое. Подобно тому как поезд, движущийся к конечной цели, не может миновать промежуточные станции, так и процесс вос­хождения к конкретному не может опустить то или другое посредствующее звено, находящееся между абстрактным и конкретным. Только в отличие от дви­жения поезда, который может не делать остановок на всех промежуточных станциях, мысленное воспроизве­дение конкретного не должно игнорировать ни одного посредствующего звена, имеющего хоть сколько-нибудь важное значение для приближения к цели. Любые попытки обойти этот окольный путь и непосредственно связать абстрактное с конкретным неизбежно ведут к ошибкам.

Если с этой точки зрения продолжить рассмотрение примера с общественными классами, то следует ска­зать, что хотя отношения собственности к средствам производства и связаны с формами сознания, характер­ными для того или иного класса, но для того, чтобы эту связь установить, нужен анализ многих посредствующих звеньев, соединяющих абстрактное и конкретное. Мы не можем выводить непосредственно из экономиче­ских условий жизни класса его идеологию, искусство и т. п., подобно тому как Маркс не выводил сразу из стоимости среднюю норму прибыли. Экономические условия жизни класса определяют непосредственно по­литические и правовые отношения, эти последние обу­словливают идеологию класса, определенное мировоззрение, мораль, наконец, идеология, мораль класса определяет направление, в котором развивается искус­ство, отношение искусства к действительности. Если мы все эти стороны жизни общественных классов перепла­вим в соответствующие понятия и категории, то их субординация, соподчинение могли бы принять вид такой примерно цепочки: экономика, политика и право, идеология, мораль, искусство и т. д. Из этого видно, что между экономикой и искусством находится ряд звеньев, опосредствующих характер классового искус­ства. Было бы вульгаризацией непосредственно выво­дить из буржуазных производственных отношений, например, такое направление в современном искусстве, как абстракционизм. Но если учесть, что эти производ­ственные отношения давно уже отжили свой век и не дают широкого простора для развития производитель­ных сил, то станет понятным, что через посредство та­ких факторов, как соответствующая политика господ­ствующих классов и упадочническое мировоззрение, через антигуманистическую мораль буржуазного обще­ства производственные отношения влияют и на процессы, совершающиеся в искусстве, выступают в роли той конечной причины, которая вызывает распад формы в искусстве.

Таким образом, восходя постепенно от такой абстракции, как отношения собственности, и шире, от экономических условий - к все более конкретным свя­зям, проходя такие ступени конкретизации обществен­ного организма, как политика, право, мораль и т. д., мы, естественно, приходим и к искусству, устанавливая объективные закономерности его развития. Каждое но­вое понятие на этом пути восхождения становится кон­кретнее, поскольку предшествующее понятие «сни­мается» в нем и сохраняется лишь в качестве части, стороны, элемента нового понятия. Так, понятие политики в этом смысле конкретнее понятия экономики, ибо политика предполагает экономику, есть концентриро­ванное выражение экономики. Когда мы говорим о по­литике какого-нибудь класса, то подразумеваем, что она есть «снятая» экономика, т.е. выражает прежде всего экономические интересы класса, представляет эти интересы. Политика есть синтез, вывод из экономиче­ских интересов, развитие их в политику, в политиче­скую борьбу, в борьбу политических партий.

В свою очередь политика находится в «снятом» виде в таких понятиях, как идеология, мораль, она содер­жится в них как их существеннейшая сторона, а через политику в понятиях идеологии, морали и т. д. отра­жаются и экономические интересы класса.

В процессе восхождения от абстрактного к конкрет­ному проявляется природа диалектического отрицания, при котором новое, в данном случае понятия, отражаю­щие новые стороны, свойства, отношения исследуемого объекта, не отбрасывают предшествующие более аб­страктные понятия, а усваивают их, превращая их в свою основу или в одну из сторон. Каждая новая ступень в этом процессе, каждое новое понятие и определение становятся все более концентрированными, сгущая в себе результаты предыдущего исследования. Вместе с тем чем дальше мы отдаляемся от исходной абстракции, тем более опосредованными становятся наши понятия.

На пути восхождения происходят метаморфозы по­нятий, т. е. понятия абстрактные становятся конкрет­ными, а конкретные понятия превращаются в абстракт­ные. Каждое новое понятие, образуемое в ходе воспроизведения конкретного, конкретно по отношению к предшествующему. Но поскольку затем мысль движется дальше, формулируя более конкретные понятия, то прежнее конкретное понятие становится абстрактным по отношению к этим еще более конкретным понятиям. Например, в «Капитале» Маркс идет от понятия стои­мости к понятию прибавочной стоимости. Второе поня­тие конкретно по отношению к первому. Но Маркс не останавливается на этом. От прибавочной стоимости он переходит к прибыли - более конкретному понятию, чем прибавочная стоимость, которая уже становится аб­стракцией по отношению к такому развитому и кон­кретному отношению, как прибыль.

г) По мере восхождения от абстрактного к конкрет­ному в исследование вводятся все новые и новые сто­роны, усложняющие исходное начало. Идя от отноше­ний людей к средствам производства, к их месту в об­щественной организации труда, к отношению с другими классами, к политике, праву, психологии, быту, морали, мировоззрению, искусству, мысль охватывает множе­ство сторон и качеств, приближаясь к такому моменту, когда классы будут воспроизведены в мышлении во всей их многогранности, в таком виде, в каком они вы­ступают в реальной, конкретной жизни. Мы снова как бы возвращаемся к тому пункту, с которого началось дви­жение нашей мысли - к реальному, конкретному, дан­ному в живом созерцании, но какая огромная дистан­ция отдаляет этот исходный пункт от конечного пункта! Тогда и сейчас перед нами находилось конкретное. Но теперь конкретное представляет собой не хаотическую действительность, не хаотическую связь разных сторон, свойств, тенденций, как оно выступало перед нами пер­воначально, а действительность, осознанную в своей закономерной, существенной связи. Пламя познающей мысли охватило все стороны многообразных явлений и процессов и сплавило их воедино в соответствии с их действительной объективной природой.

Мы рассмотрели логику движения мысли с точки зрения соотношения между абстрактным и конкретным преимущественно на материале общественных наук. Но нет никакого сомнения в том, что такова же логика исследования и в естественных науках, хотя, разумеется, в каждой из этих основных областей человеческого зна­ния и вообще в каждой отдельной науке общий закон познания выражается своеобразно. Это можно продемонстрировать на ходе мыслей в таком классическом труде по естествознанию, как «Жизнь растений» К. А. Тимирязева. Это позволит нам, во-первых, показать всеобщее значение рассматривае­мого закона познания и, во-вторых, даст возможность изложить суммарно сказанное выше об этом законе.

Книга Тимирязева посвящена одному из сложнейших явлений природы - жизни растения. Поэтому рас­смотрение того, каким путем шел этот выдающийся исследователь живой природы, какова логика движе­ния его мысли, представляет для нашей цели большой интерес. Этот интерес усиливается еще и тем, что автор книги был не узким исследователем природы, а мысли­телем, стремившимся к выяснению общих вопросов мировоззрения, а также методологии и логики изучения природы. Вследствие этого логические принципы позна­ния в его произведении очень легко прощупываются, да и сам он дает специальные указания относительно того, чем нужно руководствоваться на пути к познанию жизни растений.

С чего же начинает К. А. Тимирязев свое исследова­ние растений? «Для того, чтобы понять жизнь расте­ния, - пишет он, - ... необходимо прежде ознакомиться с его формой; для того, чтобы понять действие машины, нужно знать ее устройство. Бросим же прежде всего беглый взгляд на те внешние, формальные проявления растительной жизни, для наблюдения которых не нужно никакой подготовки, никаких технических приемов исследования» (10). Так как «ежедневный опыт» возводит начало жизни растения к семени и почке, то с этого, указывает он далее, нужно начать обзор ее внешних проявлений. Далее он дает краткое описание семени, почки, листа, цветка и других частей растения.

Иначе говоря, перед исследователем сложная и кон­кретная картина растения в ее внешних проявлениях. Эта картина дана непосредственно. Таким образом, здесь началом исследования является конкретное. Но в этом конкретном все части, органы растения относятся друг к другу внешне, т. е. их внутренняя связь и един­ство еще не выяснены, не познаны. Задача состоит в том, чтобы проникнуть в этот внутренний мир расте­ния. Этого можно достигнуть уже не описанием внеш­них форм растения, а методом абстракции в сочетании с опытом, экспериментом.

Что же нужно сделать исходным пунктом, началом исследования на новом этапе, после того как мы озна­комились с внешними проявлениями растений?

Чувственно-конкретное представление о растении связывает начало жизни его с семенем. Казалось бы, с этого и нужно начать исследование жизни растения. «Вправе ли мы, - спрашивает автор, - видеть в нем действительное начало, действительную исходную точку растительной жизни, или, быть может, мы в состоянии раздвинуть далее ее пределы, можем выследить ее до более простейшего начала?» (11).

Семя, говорит Тимирязев, очень сложное тело, и по­тому оно не может быть ни началом жизни растения, ни, стало быть, началом исследования. Семя - не пре­дельная абстракция, не самое простое и не опосредо­ванное. Тимирязев показывает, что самым простым нужно считать клеточку растения. «В клеточке мы дол­жны видеть простейшее исходное начало всякого орга­низма; ее мы уже не в состоянии разделить на части, способные к самостоятельному существованию; это - действительный предел, далее которого не идет наш морфологический анализ, это - органическая еди­ница» (12).

Итак, путем движения от конкретного к абстракт­ному, посредством «морфологического анализа» най­дена, вычленена та «действительно предельная» абстрак­ция, которая отражает истоки жизни. Это - клеточка. Из нее следует выводить все остальное; «клеточка - это кирпич, из которого выведено здание растения» (13).

Из всего сказанного Тимирязев делает логическое заключение: «Подобно тому, как в химии мы начинаем изучение веществ с простых тел, элементов, и затем переходим к их соединениям, так и в настоящем случае изучение растительных органов должно начинать с их элементарного органа - клеточки» (14).

Как видно, процесс исследования жизни растения на первом этапе полностью совпадает с теми общими прин­ципами, которые были указаны выше. Исследование это подчинено общему закону познания, согласно которому мысль вначале движется от конкретного к абстрактному с целью нахождения «исходной» «предельной» абстракции, выражающей как сущность, так и исток явления. И в данном случае логическое начало исследования со­впадает с исторически первым: из одноклеточных су­ществ возник весь сложный мир органических форм.

Какова же логика дальнейшего исследования жизни растении? Сам Тимирязев формулирует ее как «посте­пенно восходящий синтетический путь» (15). Проникнув глубоко в клеточку - эту лабораторию жизни и вы­яснив, как в ней осуществляются жизненные процессы, ассимиляция нужных для жизни простейшего органа веществ, Тимирязев затем отправляется в длительный путь восхождения от клеточки ко всем другим частям и органам растения, выводя их из нее, синтетически раз­вивая из простого сложное, из сущности явление, из аб­страктного конкретное. На этом пути он рассматривает семя, корень, лист, стебель, явления роста, цветок и плод. При этом последовательность перехода от одних понятий к другим соответствует реальному процессу усложнения самого растения: семя рассматривается после клетки, лист - после семени и корня и т. д. В за­ключение на основе исследования всех проявлений жизни растения Тимирязев сжато раскрывает процесс исторического развития органических форм.

Закончив длительный и сложный путь познания жизни растения, Тимирязев дает превосходный очерк логики исследования, которой он руководствовался в своей работе: «Поставив себе целью ознакомиться с жизнью растения, мы в первой лекции старались разло­жить это сложное явление на его элементы, показав, что растение состоит из органов, что эти органы состоят из простейших органов - из клеточек, которые в свою очередь представляют агрегат известных химических тел. Согласно с этим результатом анализа, мы затем в обратном, восходящем, синтетическом порядке озна­комились со свойствами этих веществ, с жизнью кле­точки, с жизнью органов, с жизнью целого растения и, наконец, ...с жизнью всего растительного мира» (16). В этих словах изложен общий закон познания - закон движе­ния мысли от конкретного к абстрактному и восхождения от абстрактного к конкретному.

Этот же закон познания Маркс раскрыл на совершенно другом материале. Он указал, что в мышлении конкретное «представляется как процесс соединения, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно пред­ставляет собою исходный пункт в действительности и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления» (17). Таково взаимоотношение абстрактного и конкретного в отдельном процессе познания.

Соотношение конкретного и абстрактного в историческом процессе развития познания

В силу принципа совпадения логического и истори­ческого можно утверждать, что соотношение между абстрактным и конкретным в отдельном и в историче­ском процессе познания тождественно. Действительный ход исторического развития познания, история науки полностью это подтверждают. Подробно анализировать этот большой вопрос здесь нет возможности, вследствие чего мы ограничимся лишь некоторыми самыми общими замечаниями.

Если взять историю человеческого познания в целом, то нетрудно убедиться, что оно проделывает тот же путь от чувственно-конкретного к абстрактному и от него к мысленному конкретному. Правда, здесь нельзя устанавливать хронологический рубеж, до которого че­ловеческое познание шло от конкретного в действитель­ности к абстрактным началам и затем от них к кон­кретному в мысли. Но общая тенденция движения именно такова. Природа стояла перед человеком на заре его жизни как сложное, загадочное явление, не по­знанное еще ни в целом, ни в своих отдельных частях. Необходимость добывания средств к существованию принуждала людей сначала инстинктивно, а затем все более осознанно проникать в причинную связь явлений. С возникновением научного познания начинается исто­рия сознательного наступления на тайны природы на основе практического освоения мира. Исходным пунктом созерцания и представления, началом этого дли­тельного, тысячелетнего пути могла быть лишь действительность в ее конкретном многообразии. Не случайно поэтому на науке древних времен лежит неизгладимая печать чувственно-конкретного видения и подхода к дей­ствительности. Когда Фалес, Гераклит и другие античные мыслители пытались найти «корень жизни», какое-то общее начало природы, проявляющееся во всех его процессах, они видели этот корень в чувственно-конкретных вещах, таких, как вода, огонь и т. п.

Уже в этот период перед древними мыслителями стояла проблема абстрактного и конкретного, поскольку они пытались вычленить из конкретного многообразия природы такое общее начало, на котором зиждется все разнообразие вещей и процессов. Взятые в качестве та­кого начала вода, огонь, воздух суть абстракции, ре­зультат вычленения из множественного, делимого еди­ного и неделимого. Атомы Левкиппа и Демокрита были результатом дальнейшего углубления мысли в сущность природы и означали большую степень абстрагирования от конкретного. Древние философы пытались осмыслить эту закономерность процесса познания, понять соотношение, как они говорили, между многим и единым, делимым и неделимым. Аристотель, например, указы­вает в «Метафизике», что «множественность и делимое в большей мере усматривается восприятием, нежели неделимое, так что по понятию своему множественность, если подходить с точки зрения чувственного восприя­тия, идет раньше неделимого. С единым стоит в связи... тождественное, сходное и равное, с множеством - иное, несходное и неравное» (18). Таким образом, конкретное, состоящее из множества явлений, воспринимается раньше единого, в котором множество снимается, и это единое представляет собой абстракцию.

Пытаясь затем вывести из своих начал все конкрет­ное многообразие проявлений природы, древние мысли­тели проделывали путь от единого к множественному, от неделимого к делимому, т. е. от абстрактного к кон­кретному. Общий ход всего человеческого познания также имеет; свою диалектику соотношения между абстрактным и конкретным, вследствие чего каждый исторический этап познания занимает определенное место по отношению к целому. По отношению к дальнейшему развитию познания древняя наука и философия были ступенью пре­имущественно конкретного видения действительности, т. е. таким историческим этапом в общем развитии человеческих знаний, когда главная задача заключа­лась в воспроизведении чувственно-конкретной картины мира.

Дальнейшее развитие научных знаний шло по пути все большего усиления роли абстракций. Это выразилось уже в факте дифференциации науки. По мере ро­ста знаний единая и конкретная природа разделялась, расчленялась в познании на многочисленные отдельные стороны, каждая из которых исследовалась и изучалась специальными науками. Этот процесс дифференциации наук еще больше усилился в наше время, что объ­ясняется прогрессом знаний, проникновением челове­ческого взора в такие глубины материи и формы ее движения, о которых раньше невозможно было и меч­тать. Исследование каждой наукой той или иной сто­роны природы как конкретной целостности также происходит в направлении от конкретного к абстрактному, Следовательно, уже сама структура науки, ее исто­рическое развитие от единой нерасчлененной, недиффе­ренцированной науки к множеству специальных наук отражает движение человеческой мысли от конкретного к абстрактному. И в этом факте наблюдается полное совпадение исторического и логического процесса по­знания, которые одинаково представляют движение от конкретного к абстрактному.

Будучи выражением движения человеческого позна­ния от конкретного к абстрактному, дифференциацию наук нельзя абсолютизировать. Она столь же диалек­тична, как любой другой процесс познания. Познавая с помощью многих наук различные области и сферы объективного мира, наука одновременно идет и по про­тивоположному пути восхождения от абстрактного к конкретному, т. е. к охвату с разных сторон единой природы. Диалектика развития научного познания та­кова, что чем глубже и точнее постигаются отдельные стороны целого, тем ближе мы подходим к моменту синтетического охвата результатов, добытых отдель­ными науками. Отдельные, дифференцированные науки существуют не сами по себе, не как груда разрозненных кирпичей, а как части и стороны одного и того же еди­ного здания науки. С точки зрения общего развития научных знаний процесс восхождения от абстрактного к конкретному проявляется в различных формах.

Во-первых, все теснее и неразрывнее становится связь между отдельными науками. Особенно эта связь видна между физикой и химией, между этими науками и биологией, между математикой и многими другими науками, между кибернетикой и физикой, биологией, физиологией и др., между физикой и космогонией, ме­жду естественными и общественными науками и т. д, В последнее время возник целый ряд наук, объединяю­щих различные области знаний, как бы пограничных, связывающих разные стороны природы, например фи­зическая химия, астрофизика и т. п. Все возрастающий контакт между разными обла­стями знаний, необходимость одной науки обращаться к результатам другой науки диктуется не произволь­ными стремлениями ученых к единству, а есть выражение внутренней связи и взаимозависимости качественно разнородных явлений и процессов объективного мира, исследуемых отдельными науками. Например, когда наука о происхождении жизни обращается к данным современной физики и химии, то это обусловливается объективной связью между неорганическим и органи­ческим миром, их единством, переходом одного в дру­гое. Когда химик для объяснения сущности химических превращений привлекает учение физики о строении атома, то это также обусловлено связью, переходами физической и химической форм движения. Подоб­ными же причинами объясняется связь и взаимозависи­мость между другими науками. Но вместе с тем все эти связи наук есть и выражение процесса постепенного восхождения от абстрактного к конкретному, ибо, свя­зывая результаты различных областей знания воедино, наука все полнее воспроизводит конкретный мир в его целостности.

Во-вторых, если конкретное есть единство многообразного, то помыслы науки должны быть и были направлены на то, чтобы найти, обнаружить единство природы, единство ее законов, объясняющих связь и взаимозависимость всех качественно разнородных явлений. Но путь к пониманию этого единства был далеко не прямым и проходил через такие стадии, когда для объяснения качественно различных явлений создавались всевозможные искусственные «субстанции». Развитие естествознания состояло в том, что оно опровергало одну за другой подобные «субстанции», которые будто бы порождали качественное многообразие природы (теплород, электрические и магнитные жидкости, эфир, жизненная сила и т. п.). Наука еще в XIX в. устано­вила, что единство мира заключено в его материально­сти, и на этой базе она стремилась связать воедино все проявления природы. Не множество, а одна единая «субстанция» - материя, находящаяся в состоянии бес­прерывного развития и изменения, есть та творческая сила, из которой можно и нужно объяснить все есте­ственные явления и процессы.

Новейшее развитие естествознания, особенно физики, еще глубже раскрыло это единство мира, доказав мате­риальное единство таких абсолютно разделявшихся раньше явлений, как вещество и поле, неразрывно свя­зав массу и энергию, обнаружив единую корпускулярно-волновую природу материальных объектов, установив факт взаимопревращаемости элементарных частиц и т. д. Современная наука бьется над тем, чтобы объ­единить результаты квантовой физики и теории относи­тельности в единую теорию на основе общих свойств и законов развития материи.

В этом же направлении идет и развитие обществен­ной науки. Марксизм открыл ту общую основу, из ко­торой в конечном счете возникают и развиваются все общественные явления. Эта основа - условия мате­риальной жизни людей, конкретнее, общественный спо­соб производства. В этой основе заключено единство, взаимосвязь и взаимодействие всех сторон и форм об­щественной жизни. Благодаря марксизму впервые уда­лось научно объяснить всю историю общества не как сумму разрозненных событий и процессов, а как единый естественноисторический закономерный процесс, в ос­нове которого лежит развитие материального способа производства.

Всемирно-историческое значение открытия Маркса состоит также в том, что оно ликвидировало метафизи­ческий дуализм общества и природы, ибо оказалось, что общественная жизнь, хотя она и отличается суще­ственно от природы, также материальна, но материаль­ность эта своеобразная: общественная «материя», т. е. условия материальной жизни людей, играет решающую роль в развитии общества. Марксизм установил каче­ственное своеобразие общественных законов в их отли­чии от действующих в природе законов.

Все сказанное означает, что научное знание шло и идет по пути восхождения от абстрактного к конкрет­ному, все глубже и точнее отражая связь и взаимодей­ствие всех сторон и свойств объективного мира.

В-третьих, в процессе восхождения от абстрактного к конкретному огромную роль играют открываемые наукой общие законы, охватывающие своим действием самые различные области объективного мира. В этом смысле любой, даже сугубо частный закон имеет боль­шое значение для достижения конкретного знания о предметах, ибо закон - это единство существенных связей и отношений вещей. Открыв такой закон, наука с его помощью объясняет конкретное разнообразие явлений. Но особенно важно значение общих, широко действующих законов, каковы, например, закон сохра­нения массы, закон сохранения и превращения энергии или - в области общественной жизни - закон соответ­ствия производственных отношений характеру произ­водительных сил и др.

Важная роль подобных законов заключается в том, что они объясняют связь и единство очень большого количества фактов, тем самым позволяя человеческому познанию тверже и увереннее идти по пути синтетиче­ского восхождения. Поэтому вполне справедлива та оценка, которая дается, например, открытию Ньютоном законов, объединяющих такие две совершенно само­стоятельные области, как движение звезд на небе и дви­жение тел на земле. Это открытие естествоиспытатели правильно называют «чудом» и указывают, что тот, кто не прочувствовал всего значения этого чуда, не может и надеяться сколько-нибудь понять дух современной науки о природе.

Еще большим «чудом» можно считать открытие за­кона сохранения и превращения энергий, который Энгельс назвал абсолютным законом природы. Откры­тие этого закона покончило с разрывом разнообразных форм материального движения, доказав связь и взаимо­превращаемость всех форм движения и дав в руки че­ловека могущественное орудие познания многообразия природы в их глубочайшем единстве.

Современная атомная физика, углубляясь в сущ­ность элементарных частиц, раскрывая сложные свой­ства микрообъектов, открыла и продолжает открывать такие законы, которые еще глубже объясняют основу, единство бесконечно разнообразного мира явлений и процессов.

Основная тенденция развития науки, связанная с развитием знаний о природе, с растущими возможно­стями познавать глубже сущность материи, состоит в открытии законов, охватывающих все более широкие области явлений, исследовании связи и единства зако­нов, казавшихся ранее изолированными. Так, на базе успехов новой физики было установлено неразрывное единство закона сохранения массы и закона сохранения энергии и сформулирован единый закон сохранения массы и энергии. Для вновь создаваемых теорий харак­терно то, что они устанавливают ограниченность ряда законов, познанных ранее, указывают сферу их дей­ствия, которая оказывается лишь стороной, частью бо­лее широкого круга явлений, управляемых более об­щими законами. Это хорошо видно из сопоставления законов классической и квантовой механики, эвклидо­вой и неэвклидовой геометрии, классического принципа относительности, обобщающего лишь механические явления, и современной теории относительности и т. д.

Развитие отдельных теорий также идет по пути роста обобщений, захватывающих в свою орбиту новые стороны и свойства объективного мира. Если, напри­мер, специальная теория относительности применима лишь к инерциальным системам, то общая теория отно­сительности снимает эту ограниченность, исследуя глубже и шире связи материи, пространства и времени.

Сами естествоиспытатели дают такое образное вы­ражение этой тенденции развития научных знаний: «Создание новой теории непохоже на разрушение ста­рого амбара и возведение на его месте небоскреба. Оно скорее похоже на восхождение на гору, которое откры­вает новые и широкие виды, показывающие неожидан­ные связи между нашей отправной точкой и ее богатым окружением. Но точка, от которой мы отправлялись, еще существует и может быть видна, хотя она кажется меньше и составляет крохотную часть открывшегося нашему взору обширного ландшафта» (19).

Это очень удачный образ, он хорошо разъясняет закономерность развития познания. Чем шире делаемые наукой обобщения, чем более общие и глубокие законы ею открываются, тем целостнее и конкретнее предстает перед нами природа, объективный мир. Это значит, что движение от абстрактного к конкретному воспроизведе­нию мира есть непреложный закон познания. Подобно тому как через относительные истины мы приближаемся к абсолютной истине, подобно этому благодаря расши­рению и углублению научных абстракций картина при­роды становится конкретнее. Наконец, одна из важнейших форм действия этого закона познания состоит в том, что прогресс науки и исторической практики человечества позволяет создать наиболее общий синтез всех знаний в виде философ­ского учения, философского мировоззрения. Теми об­щими законами науки, о которых шла речь, не ограни­чиваются возможности обобщения. Как бы широки ни были обобщения конкретных наук, они имеют свои гра­ницы, предмет их исследования ограничен. Например, при всей обширности явлений, исследуемых физикой, она все же не может претендовать на обобщение в своих законах биологических или социологических явлений. Между тем вклад, вносимый каждой отдельной наукой в дело конкретного воспроизведения объективного мира, а также успехи практического освоения мира дают воз­можность обнаружить наиболее общие законы, кото­рым подчиняется все существующее. Эти законы и выражают самое глубокое, самое существенное единство всех сторон в отношений объективного мира. Обнаружить такое наиболее общее единство явлений способна лишь философская наука, опираясь на богатейшие данные специальных наук и на развитие обще­ственной практики. При этом современная научная философия понимает задачу подобного предельного обобщения не в духе старых натурфилософских теорий, не в плане отыскания каких-то «конечных причин», «конечных субстанций» мира и т. п., а в таком философ­ском синтезе достижений науки и практики, который позволил бы охватить все многообразие явлений как единое целое, установить то общее, что связывает между собой самые разнообразные стороны и сферы дей­ствительности. Развитие науки и практики с необходи­мостью подводит к такому синтезу, подобно тому как аналогичная потребность для каждой отдельной науки заставляет охватывать единой идеей все многообразие исследуемых ею явлений. Нельзя быть последовательным, признавая такую необходимость для обобщения каждой отдельной области объектов, и не признавать ее для научного знания о мире в целом.

Положения диалектического материализма о материальности мира, о первичности материи и вторичности сознания, о неразрывности материи и движения, о про­странстве и времени как формах движущейся материи, о детерминированности явлений, о самых общих зако­нах развития и т. д. суть наиболее широкие обобщения; И их значение определяется не только тем, что они дают концентрированное представление об объективном мире, т. е. мировоззрение, связывая все знания в единый узел, но и тем, что они указывают угол зрения на явления, способы подхода к ним, короче, играют активную роль во всем процессе движения познания от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному.

Об ошибочной теории «разлада» между ростом
научных абстракций и конкретностью
чувственного мира

Таким образом, движение мысли от абстрактных представлений о природе ко все более конкретным по­нятиям есть закономерность познания. Рассмотрим те­перь вопрос, поставленный в начале этой главы: существует и расширяется ли пропасть между миром, данным непосредственно в наших восприятиях, повседневным миром явлений и «абстрактным» миром науки. Соб­ственно говоря, после всего сказанного выше ответ на этот вопрос очевиден: не может быть пропасти между этими двумя мирами, как и вообще безосновательно само утверждение о каких-то двух мирах. Мир науки, научных формул не может существовать незави­симо от реального мира. Наука в процессе своего раз­вития все точнее отражает объективную природу, поэтому научные теории должны сливаться с сущ­ностью самой действительности, т. е. выражать объ­ективную истину.

Какие же основания существуют для утверждения о разрыве между абстракциями науки и конкретным миром действительности? Предоставим слово тем круп­ным естествоиспытателям, которые отстаивают этот взгляд. В ряде своих работ В. Гейзенберг пытается осмыслить основную тенденцию исторического разви­тия науки с точки зрения соотношения между конкрет­ностью, наглядностью реального мира и углубляющейся абстрактностью науки. Тенденцию развития науки он определяет так: «.. .понятия, с которыми имело дело естествознание (в процессе своего исторического разви­тия.- М. Р.), становились более абстрактными и ме­нее наглядными» (20). Свой тезис Гейзенберг иллюстрирует на большом материале. Противопоставляя реальное описание движения тел у Аристотеля галилеевскому закону падения тел как два противоположных подхода к природе, из которых первый основывается на чув­ственном восприятии, а второй на абстракции, он пока­зывает, как, начиная с Галилея, каждый новый шаг в развитии науки отделял естествознание от непосред­ственного мира, дойдя в современной атомной физике до полного разрыва с чувственным миром.

Гейзенберг подчеркивает величайший прогресс на­учного знания, развивающегося в форме абстракций. Он правильно усматривает сущность указанной тенден­ции в том, что все теснее и глубже познается единство мира, общие законы, управляющие самыми разнообраз­ными явлениями природы. Новые понятия науки он считает основными, «потому что они охватывают беско­нечное разнообразие явлений чувственного мира строй­ной единой системой, делая его, таким образом, доступным пониманию» (21). Эту мысль он настойчиво повторяет, действительно схватывая квинтэссенцию главного на­правления развития человеческих званий. Он пишет, что, становясь «все более и более абстрактным, есте­ствознание приобретает в то же время новую силу. Оно оказывается в состоянии вскрывать внутренние связи между самыми различными явлениями и сводить их к общему источнику» (22).

Подчеркнутые нами слова правильно выражают дви­жение познания от абстрактного к конкретному. Ибо конкретное есть соединение «самых различных явле­ний», самых различных сторон сложной природы во­едино, в «общем источнике», мысленное воспроизведе­ние из этого общего источника реальной картины мира.

Правильно поняв сущность процесса познания, Гейзенберг делает, однако, из этого ошибочный философ­ский вывод. «В наше время оказалось, - пишет он,- что такая картина (т.е. физическая картина мира, создаваемая современной наукой. - М. Р.) с увеличе­нием точности становится все более и более удален­ной от живой природы. Наука имеет дело уже не с ми­ром непосредственного опыта, а лишь со скрытыми основами этого мира, обнаруженными нашими экспери­ментами. Но это вместе с тем означает, что объектив­ный мир в известной мере выступает как результат наших активных действий и совершенной техники наб­людения. Следовательно, здесь мы также вплотную на­талкиваемся на непреодолимые границы человеческого познания» (23).

В этих словах содержатся, собственно, два философ­ских вывода: 1) чем абстрактнее становятся научные понятия и формулы, тем дальше человеческое знание уходит от «живой природы» или, как говорит Гейзен­берг, унификация естественнонаучной картины мира куплена ценой «отказа от того, чтобы при помощи есте­ствознания представить явления природы в их непо­средственной жизненности» (24); 2) чем абстрактнее поня­тия науки, тем больше стирается грань между объектом и субъектом и создаваемая наукой картина мира становится все более субъективной, зависящей от нашего подхода, от наших измерений, наших приборов и т. п. Эту мысль особенно резко он выразил в своей работе «Картина природы с точки зрения современной физи­ки» (1955 г.). «Цель исследования, - заявляет он, - уже не познание атомов и их движения «в себе», т. е. независимо от нашей экспериментальной постановки во­проса; скорее, идет с самого начала полемика между природой и человеком, а естествознание является лишь частью этой полемики, так что ходячее деление мира на субъект и объект, внутренний и внешний мир, тело и душу не годится и порождает только трудности. И в естествознании (25) предмет исследования также, следова­тельно, уже не природа в себе, а природа, обусловленная человеческой постановкой вопроса, поскольку чело­век здесь встречает лишь себя» (26). Мысль о том, что современная наука в силу своей абстрактности стирает различие между субъектом и объектом встречается и у других естествоиспытателей. Так, например, М. Борн в статье «Физическая реаль­ность», защищая положение об объективной реальности внешнего мира, вместе с тем заявляет: «...Квантовая механика разрушила различие между объектом и субъ­ектом, ибо она может описывать ситуацию в природе не как таковую, а только как ситуацию, созданную экспериментом человека... Атомный физик далеко ушел от идиллистического представления старомодного натура­листа, который надеялся проникнуть в тайны природы, подстерегая бабочек на лугу» (27).

Указанные два философских вывода, делающиеся из ошибочной трактовки соотношения между абстрактным и конкретным, заслуживают критического разбора. Это поможет с некоторых новых сторон подойти к рассмат­риваемому нами вопросу. Бесспорно, что по мере роста научных знаний растет и расширяется абстрагирующая деятельность мышле­ния. Но значит ли это, что с усилением данной тенден­ции картина мира становится все более удаленной от живой природы? Значит ли это, далее, что теперь не­достижима цель отражать и познавать природу «как она есть?» Нет, конечно.

Выше было сказано, что при помощи научной абст­ракции мы не отходим от непосредственной жизненности явлений, а в конечном счете приближаемся к ней. Имен­но этим объясняется тот факт, что с ростом научных абстракций наши знания о природе становятся все бо­лее и более точными, адекватными объективному миру. Этого не отрицают и сами естествоиспытатели, указы­вающие, что абстракции вскрывают внутренние связи явлений и делают их доступными человеческому пони­манию. Воспользуемся примером, приводимым Гейзенбергом. Аристотель, объясняя падение тел, описывал реальное их движение в природе и установил, что лег­кие тела падают более медленно, чем тяжелые. Отправ­ным пунктом рассуждений Галилея об этом была аб­стракция, так как он поставил вопрос в общей, абстракт­ной форме: как будут падать тела, если не будет сопротивления воздуха. Кто же давал более точное описание данного явления - Аристотель с его чувствен­но конкретными представлениями, отражавшими явле­ние в его непосредственной видимости, или Галилей с его абстракциями? Ответ совершенно ясен. Но если был прав Галилей, а не Аристотель, то какие основания существуют, чтобы делать вывод о том, что абстракции удаляют человеческое познание от природы? Ведь познание не останавливается на абстракции. С помощью абстрактного оно идет снова к конкретным явлениям в их жизненности и объясняет, почему, в силу каких при­чин тела падают на землю неравномерно. Аристотель считал также, что движущееся тело останавливается, если прекращается действие внешней силы, толкающей его. Такое понимание также было продиктовано одним чувственным наблюдением. Но Галилей, как известно, опроверг и этот вывод Аристотеля, объяснив с помощью абстракций (а также ряда экспериментов) явление инерции. Позже Ньютон сформулировал «абстрактный» закон инерции, который намного точнее отражает при­роду, чем самые жизненные представления, взятые из непосредственного опыта.

Эти примеры показывают, что для того, чтобы адек­ватно познать природу, научное знание должно стать на путь абстракции. Если абстракции дают науке воз­можность познавать природу все глубже, то что же удивительного в том, что по мере углубления челове­ческих знаний растет и число абстракций и сама форма выражения этих знаний становится все труднее и слож­нее; принимая более абстрактный вид? В этом объек­тивная закономерность развития познания. Чем глубже наука проникает в скрытую основу вещей, чем больше она обнажает сущность явлений и процессов, тем аб­страктнее по форме выражаются результаты, достигае­мые наукой. Современные данные атомной физики не могут быть выражены в чувственно-наглядной форме, они формулируются с помощью сложных математиче­ских уравнений. Но разве это снижает огромное объ­ективное содержание, заключенное в научных абстрак­циях? Напротив, диалектика развития здесь такова, что, чем абстрактнее форма выражения, тем конкретнее и содержательнее становятся наши знания о природе. Например, теория относительности как современная физическая теория пространства и времени значительно абстрактнее ньютоновской теории. Но столь же ясно, что она намного конкретнее старых представлений, разделявших пространство, время и движущуюся мате­рию, хотя эти представления и были более наглядными и доступными здравому смыслу. Речь при этом, разу­меется, идет не о том, что наука должна искусственно стремиться к абстрактной форме воплощения своих исследований. Но такой путь движения есть объективный, независимый от желания и произвола людей закон по­знания. Этот закон ярко и хорошо выражен в следую­щих словах В. И. Ленина: «Бесконечная сумма общих понятий, законов etc. дает конкретное в его полноте» (28). Только позитивисты могут требовать, чтобы современ­ные знания основывались на принципе «наблюдаемо­сти», и объявлять все ненаблюдаемое нереальным, не­объективным и т. п. С подобными принципами наука и шагу не могла бы сделать вперед не только в наше время, но и на самых ранних этапах своего развития, ибо уже первые шаги науки по пути познания природы были связаны с необходимостью производить абстрак­ции.

Поэтому единственный смысл, который содержится в жалобах на то, что с развитием науки познание все больше удаляется от «непосредственной жизненности» природы, можно видеть лишь в том, что добываемые наукой результаты очень трудно перевести в чувственно-наглядную форму. Однако если строго подходить к этой стороне вопроса, тo то же самое можно сказать о любом понятии. Не только корпускулярно-волновую природу электрона или природу фотона невозможно выразить в «непосредственно жизненном» виде, но и такие простые понятия, как «человек», «растение», «ло­шадь», «камень» и т. п. Но от этого не перестают быть реальностью ни человек, ни растение, ни другие объ­ективные явления.

На этом примере видна ошибочность отождествле­ния конкретного с чувственно-наглядным представле­нием. Многие знания о явлениях невозможно выразить при помощи чувственной наглядности, но от этого они не перестают воспроизводить в мышлении явления в их конкретности, как единство многочисленных определе­ний, как единство в многообразии. Наоборот, в этом со­стоит единственная возможность сблизить мысль с кон­кретным объективным миром. Абстрактное и непосред­ственное жизненное, расходясь, сходятся, сближаются. В этой диалектике сказывается действие закона отри­цания отрицания: нужно отойти от непосредственно данного, чтобы к нему вернуться, но вернуться на неизмеримо более глубокой основе. Как ни далеки от «непосредственной жизненности» явлений объективного мира теории атомной физики, именно они позволяют проникнуть в явления объективного мира, в противном случае последние при всей их жизненности и непосред­ственности остались бы для нас пустым звуком. Разве тот факт, что я знаю, что солнечный луч есть вид энер­гии, получаемый в результате сложных ядерных про­цессов, совершающихся на солнце, отдаляет меня от непосредственной жизненности данного явления?

Буржуазные экономисты в свое время упрекали Маркса за то, что его теория прибавочной стоимости не имеет ничего общего с «непосредственной жизнен­ностью» капиталистической прибыли. Но дело в том, что «непосредственная жизненность» прибыли затем­няет сущность прибавочной стоимости, и потребовались «головокружительные» абстракции, чтобы это явление было познано, представлено действительно во всей сво­ей жизненности.

В силу этого движение от абстрактного к конкрет­ному есть движение к чувственному миру, но движе­ние возвратное, позволяющее видеть, понимать этот мир значительно лучше, чем это можно делать тогда, когда мысль только начинает путь от чувственно-кон­кретного к абстрактному. В этом смысле конкретное, полученное в итоге всего процесса познания, есть воз­врат к «непосредственной жизненности» исследуемых объектов, но возврат уже с найденным компасом, да­ющим возможность уверенно ориентироваться в чув­ственном мире.

Самое главное, что сближает абстрактное с кон­кретным, - это практика, практическая деятельность людей. Какими бы абстрактными ни казались научные понятия и выводы, есть один критерий, который делает их доступными для людей, придает им характер не­посредственной жизненности, этот критерий - практи­ка. Сами естествоиспытатели вынуждены признавать это, что бы они ни говорили насчет удаления науки от реальной природы. Тот же Гейзенберг, говоря о том, что абстрактные понятия современной физики охваты­вают бесконечное разнообразие явлений чувственного мира, заявляет, что «последнее доказано техникой, ко­торая развилась на основе этой системы понятий и сделала человека способным использовать силы природы для своих целей» (29). Именно эта способность абстрактных научных понятий вооружать практику знаниями в целях использования сил природы лучше всего доказывает конкретный и жизненный характер современного знания.

Вот почему правы те естествоиспытатели, которые, констатируя рост абстрактного характера современной науки о природе, делают вывод не об углублении про­пасти между наукой и реальным миром, а о их постоянном сближении. В этом отношении чрезвычайно ценно указание М. Планка о том, что, как-то ни парадок­сально, «прогрессирующий отход физической картины мира от чувственного мира означает не что иное, как прогрессирующее сближение с реальным миром» (30).

Все это опровергает и второй, приведённый выше философский вывод, касающийся соотношения субъекта и объекта на базе достигнутых знаний и современных методов научного исследования. Нет никакой принципиальной разницы в соотношении между субъектом» и объектом в прошлом и соотношением между ними сейчас. Различие состоит лишь в том, что раньше, когда наука не способна была еще так глубоко раскрывать сущность природы, как теперь, можно было, употребляя образное выражение Борна, узнать некоторые тайны природы, наблюдая бабочек на лугу. Сейчас же в связи с исследованием таких глубоко скрытых от непосред­ственного взора явлений как «элементарные» частицы, изучением миров, отдаленных от земли миллиардом световых лет, и т. п. несравненно выросла роль субъ­екта, активность его мышления, методы изучения стали сложнее. Ныне для познания природы создаются такие могущественные средства, как синхрофазотроны, искус­ственные спутники Земли, «Лунники» и т. п. Но это не отменяет того общего для любой ступени развития на­уки положения, что познание есть акт взаимодействия между субъектом и объектом, в процессе которого субъект, т. е. мыслящий человек, познает свойства и законы объективного мира, познает не себя, не произвольные колебания своего мозга, а реальную, объек­тивно существующую природу, природу «в себе». Ссыл­ка на то, что квантовая механика может описывать лишь ситуации, создаваемые человеческим эксперимен­том, не подтверждает ложного тезиса об исчезновении различия между субъектом и объектом. В ситуациях, вызываемых человеческим опытом, экспериментом, от­ражаются и познаются объективные свойства реальных явлений. Иначе невозможно было бы практическое ис­пользование этих свойств и законов природы в интере­сах человека. Подобно тому, как в практике оживляют­ся абстракции, подобно этому в практике же прове­ряется и подтверждается их объективность.

Различие между субъектом и объектом в процессе развивающегося познания стирается лишь в том смысле, что, чем глубже и точнее наука познает явления и законы природы, тем больше мысль (субъект) совпадает с объектом, тем меньше пропасть между ними. В этом смысле человеческое познание стремится к полному слиянию с объективным миром. Процесс такого слияния теоретически и практически не имеет границ. В этом процессе абстрактное становится все более кон­кретным, картина природы приобретает в человеческом мышлении все более целостный и объективный харак­тер. В этом и заключается сущность движения познания от абстрактного к конкретному.

Примечания.

1.К. Маркс, К критике политической экономии, стр. 213.

2.«Erkenntnis», Егster Band, 1930-1931, S. 69.

3.См. Гегель, Кто мыслит абстрактно? «Вопросы философии» № 6, 1956, стр. 139.

4.Там же, стр. 140.

5.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 275.

6.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 275.

7.В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 388.

8.К. Маркс и Ф. Энгельс, Письма о «Капитале», стр. 307-308.

9.К. Маркс и Ф. Энгельс, Письма о «Капитале», стр. 308.

10.К. А. Тимирязев, Жизнь растений, М.-Л., 1936, стр. 74.

11.К. А. Тимирязев, Жизнь растений, стр. 82.

12.Там же, стр. 85.

14.Там же, стр. 86.

15.К. А. Тимирязев, Жизнь растений, стр. 88.

16.Там же, стр. 300.

17.К. Маркс, К критике политической экономии, стр. 213.

18.Аристотель, Метафизика, стр. 168.

19.А. Эйнштейн и Л. Инфельд, Эволюция физики, стр. 156.

20.В. Гейзенберг, Философские проблемы атомной физики, стр. 63.

21.Там же, стр. 64.

22.В. Гейзенберг, Философские проблемы атомной физики, стр. 63.

23.Там же, стр. 65.

24.Там же, стр. 33.

25.Гейзенберг считает ситуацию, сложившуюся в естествозна­нии, лишь одним из проявлений общего положения вещей в со­временном мире. Раньше человеку противостояла природа, и он вел борьбу против нее, добиваясь власти над ее силами. Теперь, когда последнее достигнуто, человеку противостоит не природа, а человек же. «Человек противостоит лишь самому себе». Угроза человеку ныне идет со стороны другого человека. В этом смысле человек всюду встречает только «себя», структуры и ситуации, порожденные им самим. Несмотря на то что некоторые положе­ния этого тезиса являются спорными, автор уловил все же в со­временной ситуации нечто такое, что в самом деле имеет место, но неправильно истолковывал его, Действительно, в современном обществе существуют такие социальные группы людей (а не «человек» вообще), которые хотели бы завоеванную власть над при­родой обратить против человечества, развязать силы атомной энергии в разрушительных целях, превратить силы, таящие в себе невероятные и невиданные раньше возможности обеспечения жизни человека, в демонические силы войны. Кто представляет эти со­циальные группы, какова их классовая сущность, хорошо известно.

26.W. Heisenberg, Das Naturbild der heutigen Physik, S. 18.

27.М. Борн. Физическая реальность, «Успехи физических наук», т. LXII, вып. 2, 1957, стр. 137.

28.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 275.

29.В. Гейзенберг, Философские вопросы атомной физики, стр. 64- 65.

30.М. Planck. Das Weltbild der neuen Physik, Leipzig, 1953, S. 14-15.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы попытались рассмотреть и изложить некоторые важнейшие принципы диалектической логики и приме­нить их к анализу ряда конкретных вопросов многосто­роннего процесса познания. Выводы, которые следуют из вышеизложенного, можно свести к нескольким основным положениям.

1. В своем поступательном развитии человеческое познание накопило огромный опыт, обобщение которого дает полную возможность понять, каковы законы мыш­ления, законы развития, развертывания процесса позна­ния, каковы основные логические принципы, следуя ко­торым мысль в тесном содружестве и неразрывной связи с практикой" проникает в глубочайшую сущность природы с целью подчинения ее сил потребностям людей.

Человеческая мысль, познание историчны, в силу чего и наука о мышлении есть наука о его историче­ском развитии, о процессе постепенного становления и формирования законов познания. Только опираясь на исторический опыт отражения в человеческом мозгу внешнего мира, складывавшийся на базе исторического развития общества в целом, можно осознать эти законы и сделать их орудием осмысленного подхода к действи­тельности.

Вследствие этого логика как наука о мышлении и его законах способна быть истинным руководством в познании лишь тогда, когда она рассматривает объек­тивную действительность и отражение ее в мысли в беспрерывном развитии и изменении, в процессе перехода от одних форм к другим, в постоянном возникно­вении и преодолении противоречий, дающих стимулы к развитию.

Диалектическая логика и есть такое учение о мыш­лении, о познании. Поэтому она является тем всеобщим логическим базисом человеческого познания, на котором по существу зиждется все здание современной науки, независимо от того, сознают это или не сознают от­дельные ученые. Законы познания имеют столь же при­нудительный характер, как и законы общественного развития вообще, и рано или поздно они должны быть осознаны.

2. Диалектическая логика как учение о развитии мышления дает ключ к пониманию места и значения формальной логики, ибо с высоты, достигнутой первой, ясно видна важная роль в познании и вместе с тем ограниченные возможности последней. Исследуя формы мышления как формы отражения относительно постоян­ных и устойчивых связей и отношений, формальная ло­гика не исчерпывает и не может исчерпать задач логи­ческой науки и относится к последней лишь как один из ее моментов, как одна из ее сторон и ступеней.

Диалектическая логика есть логика развития, изме­нения и постольку она преодолевает ограниченность формальной логики, раздвигая тем самым возможности познания, воспроизводя динамичность процессов мыш­ления - этого важнейшего условия отражения в соз­нании подвижности, изменчивости самой действитель­ности.

3. В наше время, на современном этапе историче­ского развития науки и человеческого общества, как никогда раньше, требуется гибкость, подвижность, ре­лятивность научных понятий и мышления вообще. Это требование находит свое естественное объяснение в своеобразии переживаемой исторической эпохи. Неви­данная революция в науке и прежде всего в науке о строении материи слилась с величайшей революцией в общественной жизни, с ломкой старых и рождением новых социальных отношений. Консервативность мыш­ления, приверженность к привычным, отжившим свой век понятиям и представлениям, боязнь мыслить по-новому становятся в таких условиях серьезной прегра­дой, задерживающей все живое и жизнеспособное.

Диалектическая логика полностью соответствует этой непреодолимой потребности современного мышле­ния в гибких, подвижных формах и принципах. И в этом ее неоценимое значение, это выдвигает задачу дальнейшей разработки диалектической теории позна­ния и логики как одну из самых актуальных задач марксистской философской науки.

Предисловие 5

Глава I. Логика как наука 11

Извращение сущности и назначения логики современными идеалистами - Что такое логика. Отношение логики к объективной дей­ствительности 27 Логика - наука об историческом развитии мышления. Формальная логика, ее место и роль в познании 43 Критика ограниченности формальной логики в истории философии 51 Критика традиционной логики в современной немар­ксистской философии. Место и значение математиче­ской логики 60

Глава II. Сущность, цели и задачи диалектической логики 70

Диалектическая логика - логика движения, развития, изменения. Материалистическая диалектика как логика и теория познания - Диалектическая логика - не формальная, а «содержа­тельная» логика 81 Должна ли диалектическая логика заниматься формами мысли? 89 О мнимом конфликте между диалектической и формаль­ной логикой 94

Глава III. Законы диалектики как законы познания 107

Совпадение диалектических законов объективного мира и познания. Специфические законы познания - Основные законы диалектической логики 119

Глава IV. Соотношение логического и исторического в про­цессе познания 167

Совпадение логики и истории мышления - специфиче­ский закон познания - Как понимать единство логического и исторического? Совпадение логического и исторического - ключ к во­просам теории познания и логики 181 Соотношение логики и истории развития объективной, действительности 198

Глава V. Понятие в диалектической логике 204

Место понятия в диалектической логике - Диалектическая природа понятия 208 Соотношение содержания и объема понятия 225 Понятия как форма выражения диалектического разви­тия, изменения объективного мира 229 Отражение движения и его противоречий в логических категориях 246 Логические категории как формы движения, углубления познания 269 Развитие и изменение понятий. Конкретность понятий 281

Глава VI. Суждение в диалектической логике 302

Суждение как форма мышления - Логические и диалектические противоречия в сужде­нии 308 О форме отражения в суждениях диалектических проти­воречий 324 Движение форм суждений как отражение закономерного процесса углубления познания. 342

Глава VII. Проблемы выводного знания в диалектической логике 357

Сущность проблемы - Выводное знание о развивающихся и изменяющихся яв­лениях 360 Роль и место индукции и дедукции в диалектической логике 385

Глава VII. Аналитический я синтетический способы нсследования 402

Анализ и его сущность 403 Синтез и его сущность 416 Взаимопроникновение анализа и синтеза 421

Глава IX. Абстрактное и конкретное. Восхождение от абстракт­ного к конкретному - закон познания 427

Сущность вопроса - Соотношение конкретного и абстрактного в отдельном процессе познания 432 Соотношение конкретного и абстрактного в историче­ском процессе развития познания 456 Об ошибочной теории «разлада» между ростом научных абстракций и конкретностью чувственного мира 464

3. Марксов способ восхождения от абстрактного к конкретному

Если исходить из такого понимания абстрактного и конкретного, то, само собой понятно, способ восхождения от абстрактного к конкретному - и никак не обратный ему способ - оказывается не только правильным в научном отношении, но и вообще «единственно возможным» способом мышления в науке. И это уже потому, что марксизм вообще стоит не на точке зрения сведения сложного к простому, а на точке зрения выведения сложного из простых составляющих его моментов. Поэтому только форма восхождения от абстрактного к конкретному соответствует диалектическому пониманию действительности - объективной, многообразно расчлененной внутри себя конкретности, и притом в ее историческом развитии.

Иным способом и невозможно воспроизвести в движении понятий, логически реконструировать исторически понимаемое целое, т. е. конкретный предмет анализа. Этот способ есть единственно адекватный аналог процессу исторически закономерного формирования любой конкретности - процессу ее саморазвития, процессу ее саморазличения, совершающемуся через развертывание имманентных противоречий, вначале, естественно, неразвернутых, скрытых и потому для эмпирического взора незаметных, неразличимых.

В способе восхождения от абстрактного к конкретному и находят свое диалектическое единство (доведенное до тождества) такие «противоположности», как анализ и синтез, индукция и дедукция - те самые методы, которые логика эмпиризма зафиксировала в их абстрактной противоположности друг к другу и потому превратила в безжизненные и беспомощные схемы.

Дело вовсе не обстоит так, будто в научном мышлении сначала осуществляется анализ (и индукция), а уже потом начинается стадия синтеза и дедукции - стадия построения «дедуктивной теории» на базе «индуктивных обобщений». Это чистейшая фантазия, отражающая, впрочем, исторически-эмпирическую видимость, возникающую на поверхности познавательного процесса. Это лишь психологически оправдываемая схема.

Несколько более глубокий анализ того же самого процесса, доведенный до его логической схемы, показывает, что всегда и везде любое самое простенькое индуктивное обобщение предполагает более или менее внятное соображение, на основе которого из безбрежного моря эмпирически данных фактов выделяется тот или иной ограниченный их круг (класс, определенное множество), от которого затем и делается абстрактный сколок, извлекается некоторое общее определение.

Не выделив сколько-нибудь четко определенный и отграниченный круг единичных фактов, никакого обобщения сделать вообще нельзя. Однако круг этот очерчивается на основе некоторого абстрактно-общего соображения, только не «эксплицированного» или, по-русски говоря, явно в точных терминах не выраженного, но обязательно присутствующего «имплицитно», т. е. скрыто, как «подразумеваемое», как «интуитивно очевидное» и т. д.

Поэтому движение, которое эмпирику кажется движением от эмпирических фактов к их абстрактному обобщению, на самом деле есть движение от прямо и четко не выраженного абстрактно-общего представления о фактах к терминологически обработанному (и по-прежнему столь же абстрактному) представлению. С абстрактного он начинает, абстрактным же и кончает. Начинает с «научно не эксплицированного» и приходит к «эксплицированному» выражению исходного, т. е. интуитивно принятого, ненаучного и донаучного представления, остающегося после этой операции столь же абстрактным , как и раньше…

История любой науки это обстоятельство может продемонстрировать настолько явственно, что задним числом его замечает любой, и самый ограниченный и упрямый, эмпирик, сторонник индуктивного метода. Поэтому эмпирик и сталкивается post factum с тем неприятным для него обстоятельством, что любому отдельному индуктивному обобщению в сознании всегда предшествует некая «априорная установка» - некое абстрактно-расплывчатое представление, некоторый критерий отбора единичных фактов, из которых затем извлекаются путем абстракции «общие признаки», фиксируемые «общим понятием» (а на деле лишь термином, выражающим исходное интуитивное представление).

Само собой ясно, что к этому исходному абстрактно-общему представлению, поскольку оно в ясных терминах не выражено, эмпирик со своей логикой вынужден относиться вполне некритически. Ведь логика эмпиризма вообще приспособлена (в качестве науки о знаках, о «знаковых каркасах» и тому подобных вещах) к анализу действительности лишь постольку, поскольку эта действительность уже нашла свое выражение в языке. К действительности, какова она есть сама по себе, т. е. до и вне ее языкового выражения, эта логика вообще не знает, как приступиться. Это-де относится уже к ведомству «интуиции», «интенции», «прагматического интереса», «моральной установки» и тому подобных иррациональных способов приобщения к движению вещей.

В итоге «рациональное» оказывается на поверку лишь словесно-знаковым оформлением исходной иррационально-мистической - невесть откуда взявшейся - сферы сознания. Поэтому движение, которое вначале представлялось эмпирику воспарением от чувственно данного к абстрактному (к «умопостигаемому»), оказывается бесконечным хождением от абстрактного к абстрактному же, круговерчением в сфере абстракций. Чувственные же данные оказываются при этом лишь совершенно внешним поводом для чисто формальных операций «экспликации», «верификации», «моделирования» и т. д. и т. п., проделываемых над Абстрактным.

Совершенно неопределенное внутри себя, аморфное и безграничное (и количественно, и качественно) море «конкретных данных» играет здесь поэтому роль лишь пассивной глины, из коей формальная схема «языка науки» выкраивает те или иные абстрактные конструкты и конструкции. А далее из таких абстрактов («эмпирически верифицированных терминов») начинают - чисто дедуктивно - возводить иерархически организованные и непротиворечивые (это уж непременно!) системы терминов, пирамиды «понятий», громоздить абстракции на абстракции.

Так что схема: сначала индукция, а потом уже дедукция, характерная для гносеологии эмпиризма, - рушится уже в ходе эволюции самого эмпиризма.

Нельзя, разумеется, отрицать, что процесс выработки абстрактно-общих представлений путем выделения того общего, что имеют между собой единичные вещи и факты, исторически предшествует научному мышлению и в этом смысле является предпосылкой для способа восхождения от абстрактного к конкретному. Но эта предпосылка созревает задолго до науки вообще. Конечно же, язык возникает раньше, чем наука. Наука при своем рождении уже застает огромное количество разработанных общих и общепонятных терминов, каждый из которых обозначает более или менее четко оформившееся абстрактное представление.

Наука, как таковая, сразу начинает с критического переосмысления всех этих абстрактных представлений, с их методической систематизации, классификации и т. д., т. е. ее заботой с самого начала становится выработка понятий . Понятие (что хорошо понимала всегда рационалистическая философия, как материалистическая, так и идеалистическая) есть нечто большее, нежели просто абстрактно-общее, зафиксированное термином, нежели значение общего термина.

Поэтому уже Гегель четко сформулировал важнейшее положение диалектической логики, согласно которому абстрактная всеобщность (абстрактная одинаковость, тождество) - это форма лишь общего представления, но никак еще не форма понятия. Формой понятия Гегель назвал конкретную всеобщность, некоторое логически выраженное единство многих абстрактных определений. Материалистически интерпретируя этот взгляд, Маркс и установил, что только восхождение от абстрактного к конкретному есть специфичный для научно-теоретического мышления способ переработки материалов созерцания и представления в понятия.

Способ восхождения от абстрактного к конкретному позволяет перейти от некритически-эмпирического описания явлений, данных в созерцании, к их критически-теоретическому пониманию - к понятию. Логически этот переход как раз и выражается как переход от абстрактной всеобщности представления к конкретной всеобщности (т. е. к единству определений) понятия . Например, вовсе не Марксу и даже не Рикардо или Смиту принадлежит приоритет фиксации того обстоятельства, что любой товар на рынке можно рассматривать двояко: с одной стороны, как потребительную стоимость, а с другой - как стоимость меновую. Каждый крестьянин, не читая Рикардо и Смита, знал, что хлеб можно съесть, а можно и обменять, продать. Но в каком отношении друг к другу находятся эти два одинаково абстрактных образа товара? Донаучное сознание в общей форме этим совершенно не интересуется. В противоположность этому уже первые шаги научного анализа товара в возникающей политической экономии направлены на уяснение той связи, которая существует между различными - и одинаково абстрактными - сторонами, аспектами, значениями понятий «товар», «стоимость» вообще.

Простое - формальное - «единство», выражаемое суждением: товар есть, с одной стороны, меновая стоимость, а с другой - потребительная стоимость, - еще ни на миллиметр не выводит нас за пределы ходячих абстрактных представлений. Формула «с одной стороны - с другой стороны» вообще не есть еще формула мышления в понятиях. Здесь всего-навсего поставлены в формальную - грамматическую - связь два по-прежнему абстрактных, т. е. никак по существу не увязанных между собой, общих представления.

Теоретическое же понимание (понятие) стоимости вообще заключается в том, что потребительная стоимость вещи, фигурирующей на рынке в качестве товара, есть не что иное, как форма выражения ее меновой стоимости, или, точнее, просто стоимости. Вот это и есть переход «от абстрактного (т. е. от двух одинаково абстрактных представлений) к конкретному» (т. е. к логически выраженному единству абстрактных представлений - к понятию).

Способ восхождения от абстрактного к конкретному - это и есть способ научно-теоретической переработки данных созерцания и представления в понятия, способ движения мысли от одного фактически фиксируемого явления (в его строго абстрактном, определенном выражении) к другому фактически данному явлению (опять же в его строго абстрактном, определенном выражении).

Это ни в коем случае не чисто формальная процедура, совершаемая над готовыми «абстракциями», не «классификация», не «систематизация» и не «дедуктивное выведение» их. Это осмысление эмпирически данных фактов, явлений, совершающееся последовательно и методически. Ибо понять , т. е. отразить в понятии ту или иную сферу явлений, - значит поставить эти явления в надлежащую связь, проследить объективно необходимые взаимоотношения, взаимозависимости между ними.

Это-то и совершается в восхождении от абстрактного к конкретному - последовательное прослеживание связи частностей («абстрактных моментов») друг с другом, объективно выделяющихся в составе целого. Это и есть движение от частного к общему - от частного, понимаемого как частичное, неполное, фрагментарное отражение целого, к общему, понимаемому как общая (взаимная) связь, сцепление этих частностей в составе конкретно-определенного целого, как совокупность объективно необходимых и объективно синтезированных различных частей.

Необходимой предпосылкой такого движения мысли является непременное осознание - вначале очень общее и нерасчлененное - того целого, в рамках которого аналитически выделяются его абстрактные моменты. Этим логика Маркса - в качестве диалектической логики - принципиально отличается от логики дурного эмпиризма. Это абстрактно обрисованное целое (а не неопределенное море единичных фактов) «должно постоянно витать в представлении как предпосылка» всех последовательно совершаемых актов анализа (актов выделения и фиксирования в строго определенных понятиях) частей данного целого. В итоге целое, обрисованное вначале лишь контурно, схематично, в общем виде, представляется в сознании как внутренне расчлененное целое, т. е. как конкретно понятое целое, как верно отраженная конкретность.

Анализ при этом совпадает с синтезом, вернее, совершается через него, через свою собственную противоположность, в каждом отдельном акте мышления (осмысливания). Анализ и синтез не протекают изолированно друг от друга, как это всегда получается при односторонне формальном понимании процесса теоретического мышления («сначала анализ - а потом синтез», «сначала индукция, а потом уже дедуктивное построение»). Ибо части целого (его абстрактные моменты) выделяются путем анализа именно в той объективно обоснованной последовательности, которая выражает их генетически прослеживаемую связь, их сцепление между собой, т. е. их синтетическое единство, и каждый акт анализа непосредственно представляет собой шаг по пути синтеза - по пути выявления связи между частями целого. Анализ и синтез (как и индукция с дедукцией) не два разных, распадающихся во времени акта, а один и тот же акт мышления в своих внутренне неразрывных аспектах.

В науке дело ведь не обстоит так (хотя такое очень часто и случается), будто мы сначала бездумно аналитически разлагаем целое, а потом стараемся опять собрать исходное целое из этих разрозненных частей; такой способ «анализа» и последующего «синтеза» больше подобает ребенку, ломающему игрушку без надежды снова «сделать как было», чем теоретику.

Теоретический анализ с самого начала производится с осторожностью - чтобы не разорвать связи между отдельными элементами исследуемого целого, а, как раз наоборот, выявить их, проследить. Неосторожный же анализ (утративший образ целого как свою исходную предпосылку и цель) всегда рискует разрознить предмет на такие составные части, которые для этого целого совершенно неспецифичны и из которых поэтому снова собрать целое невозможно, так же как невозможно, разрезав тело на куски, снова склеить их в живое тело.

Каждая порознь взятая абстракция, выделяемая путем анализа, должна сама по себе («в себе и для себя» - в своих определениях ) быть по существу конкретной. Конкретность целого в ней не должна гаснуть и устраняться. Наоборот, именно эта конкретность в ней и должна находить свое простое , свое всеобщее выражение.

Таковы именно все абстракции «Капитала», начиная с простейшего - с абстрактнейшего - определения всей совокупности общественных отношений, называемой капитализмом, вплоть до самых конкретных форм этих отношений, выступающих на поверхности явлений и потому только и фиксируемых сознанием эмпирика.

Эмпирик в отличие от автора «Капитала» и эти конкретные формы отношений вроде прибыли, процента, дифференциальной ренты и тому подобных категорий фиксирует столь же абстрактно, т. е. не постигая и не отражая в определениях их внутреннего членения, их состава, а тем самым и неверно.

Та последовательность, в которой мышление, восходящее от абстрактного (определения целого) к конкретному (связно-расчлененному определению, к системе абстрактных определений), производит свои действия, диктуется вовсе не соображениями удобства, простоты или легкости, а единственно объективным способом расчленения исследуемого целого. На «Капитале» это прослеживается очень прозрачно. Стоимость - прибавочная стоимость - прибыль - процент - заработная плата - рента и далее различные формы ренты - это схема последовательного распадения, «разветвления» вначале объективно нерасчлененной формы - той формы взаимоотношений между людьми через вещи, в которой все последующие формы находятся как бы в растворе и еще не выкристаллизовались из первоначально однородной «субстанции».

Нельзя понять - выразить в понятии - существо прибыли, если предварительно не понято существо прибавочной стоимости, а эту последнюю - если отсутствует строго развитое понятие стоимости. «…Легко понять норму прибыли, если известны законы прибавочной стоимости. В обратном порядке невозможно понять ni l’un, ni l’autre [ни того, ни другого]». Речь идет именно о понимании , об отражении в понятии , ибо просто описать, т. е. выразить в абстрактных терминах и определениях, разумеется, можно и в обратном, и в каком угодно другом порядке.

Понять, т. е. отразить, воспроизвести внутреннее членение предмета в движении понятий, нельзя иным путем, кроме последовательного восхождения от абстрактного к конкретному, от анализа простых, небогатых определениями форм развития исследуемого целого к анализу сложных, производных, генетически вторичных образований.

Этот порядок восхождения, повторяем, диктуется вовсе не особенностями устройства мыслящей головы или сознания, а единственно тем реальным порядком последовательности, в котором развиваются одна за другой соответствующие формы конкретного целого. Дело вовсе не в том, что сознанию легче сначала отразить и зафиксировать простое, а потом уже сложное. Ничего подобного здесь нет. Даже наоборот, как раз то, что анализ выявляет как чрезвычайно сложное, эмпирическому сознанию, барахтающемуся на поверхности непонятного для него процесса, и кажется самым простым, самоочевидным: например, то обстоятельство, что капитал дарует процент, земля обеспечивает ренту, а труд вознаграждается зарплатой. И наоборот, теоретическое изображение простого - абстрактно-всеобщих определений стоимости - эмпирику с его сознанием представляется умопомрачительно сложным построением, головоломной спекуляцией в стиле Гегеля. Субъективно как раз стоимость - самая абстрактная категория политической экономии - представляет наибольшие трудности, и именно потому, что объективно это самая простая, самая абстрактная и всеобщая форма взаимоотношений всего капиталистического целого.

Вот почему форма восхождения от абстрактного к конкретному - это не субъективно-психологическая форма и прием, с помощью которого легче понять предмет, а та единственно возможная логическая форма, которая только и позволяет отразить (воспроизвести, репродуцировать) в движении понятий объективный процесс саморазвития исследуемого объекта, тот самый процесс саморазличения, в ходе которого возникает, становится, оформляется и разнообразится внутри себя любое органическое целое, любая исторически становящаяся система внутренне взаимодействующих явлений, любая конкретность.

По этой причине способ восхождения от абстрактного к конкретному (при условии изложенного выше толкования этих понятий) не только можно, но и непременно нужно рассматривать как универсальный метод мышления в науке вообще, т. е. как всеобщую форму (способ) развития понятий, а вовсе не только и не столько как специфический прием, специально приспособленный к нуждам разработки теории прибавочной стоимости. «Капитал» дал лишь образец - до сих пор непревзойденный - сознательного следования этому методу, он лишь продемонстрировал его эвристическую силу, его способность справиться с диалектическими трудностями, возникающими в ходе научно-теоретического познания, с противоречием всеобщего (т. е. закона) и особенных форм проявления этого самого закона - с противоречием, которое доставляет много хлопот теоретикам, не знающим иной логики, кроме формальной.

Только этот способ мышления, отправляющийся от абстрактно-всеобщего определения исследуемого объекта и последовательно, шаг за шагом прослеживающий все основные всеобщие зависимости, характеризующие в своей совокупности это целое уже конкретно, приводит в конце концов к развитой системе всеобще-теоретических понятий, отражающей то живое, саморазвивающееся целое, которое с самого начала было выделено как объект анализа и «витало в воображении» как предпосылка и одновременно как цель работы мышления.

Этот способ органически, по существу дела связан с историческим, с генетическим представлением о предмете научного мышления и самого этого мышления. Это прежде всего логическая форма изображения (отражения) исторического, исторически понимаемой действительности. В этом его существо, в этом самое главное. Однако и само понимание исторического здесь предполагается гораздо более тонкое, нежели свойственное диалектически необразованному мышлению и соответствующим ему логическим и гносеологическим концепциям.

Из книги Веселые сумасшедшие, или зарасайские беседы автора Ровнер Аркадий

ПЕРВАЯ НЕДЕЛЯ ВОСХОЖДЕНИЯ Утром 14 июля под большими оленьими рогами в холле мотеля Далюса появился листок следующего содержания:Рекомендации участникам восхождения на вершину А2Твое участие в экспедиции начинается с вопроса: Что такое небо без облаков? Что такое

Из книги Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении автора Ильенков Эвальд Васильевич

ТРЕТЬЯ НЕДЕЛЯ ВОСХОЖДЕНИЯ

Из книги На пути к сверхобществу автора Зиновьев Александр Александрович

Часть Вторая. ВОСХОЖДЕНИЕ ОТ АБСТРАКТНОГО К КОНКРЕТНОМУ КАК ЛОГИЧЕСКАЯ ФОРМА, СООТВЕТСТВУЮЩАЯ

Из книги Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" К. Маркса автора Ильенков Эвальд Васильевич

3. МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ СПОСОБА ВОСХОЖДЕНИЯ ОТ АБСТРАКТНОГО К КОНКРЕТНОМУ У МАРКСА В качестве всеобщего закона, которому реально подчиняется процесс научного развития, способ восхождения от абстрактного к конкретному был открыт и сформулирован Гегелем. Шаг Из книги Ясные Слова автора Озорнин Прохор

Глава третья. Восхождение от абстрактного к

Из книги Марксистская философия в XIX веке. Книга первая (От возникновения марксистской философии до ее развития в 50-х – 60 годах XIX века) автора

Материалистическое обоснование способа восхождения от абстрактного к конкретному у Маркса В качестве всеобщего закона, которому подчиняется процесс научного развития, способ восхождения от абстрактного к конкретному был сформулирован Гегелем. Но только у Маркса,

Из книги История марксистской диалектики (От возникновения марксизма до ленинского этапа) автора

Глава пятая. Способ восхождения от абстрактного к конкретному в «Капитале»

Из книги автора

Из книги автора

Из книги автора

3. Диалектика познания как теория восхождения от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике Рассматривая познание как процесс отражения объекта субъектом, материалистическая диалектика как теория развития одновременно принимает во внимание и общую

Из книги автора

1. Диалектика восхождения сознания от отражения действительности к ее преобразованию Человек включен в объективные природные и социальные связи, «он, как постоянная предпосылка человеческой истории, есть также ее постоянный продукт и результат», объект действия

Из книги автора

О возможности духовного восхождения Каждому человеку, а не только отдельным “гениям”, дарована возможность бесконечного духовного восхождения. Многие ли пользуются

Из книги автора

3. Диалектическое восхождение от абстрактного к конкретному в теоретическом познании После выяснения вопроса о соотношении логического и исторического в теоретическом исследовании встает важнейший методологический вопрос: каким образом логически должно быть

Из книги автора

3. Марксов способ восхождения от абстрактного к конкретному Если исходить из такого понимания абстрактного и конкретного, то, само собой понятно, способ восхождения от абстрактного к конкретному – и никак не обратный ему способ – оказывается не только правильным в

Восхождение от абстрактного к конкретному представляет собой всеобщую форму движения научного познания, закон отображения действительности в мышлении. Согласно этому методу процесс познания как бы разбивается на два относительно самостоятельных этапа.

На первом этапе происходит переход от чувственно-конкретного к его абстрактным определениям. Единый объект расчленяется, описывается при помощи множества понятий и суждений. Он как бы «испаряется», превращаясь в совокупность зафиксированных мышлением абстракций, односторонних определений.

Второй этап процесса познания и есть восхождение от абстрактного к конкретному. Суть его состоит в движении мысли от абстрактных определений объекта к конкретному в познании. На этом этапе как бы восстанавливается исходная целостность объекта, он воспроизводится во всей своей многогранности - но уже в мышлении.

Оба этапа познания теснейшим образом взаимосвязаны. Восхождение от абстрактного к конкретному невозможно без предварительного «анатомирования» объекта мыслью, без восхождения от конкретного в действительности к абстрактным его определениям. Таким образом, можно сказать, что рассматриваемый метод представляет собой процесс познания, согласно которому мышление восходит от конкретного в действительности к абстрактному в мышлении и от него - к конкретному в мышлении.

Выбор методов исследования

Результативность исследований во многом зависит от методов, которые будут использованы при проведении исследовательских работ. Однако, при выборе того или иного метода исследования необходимо учитывать:

Цели исследовательских работ;

Требования, предъявляемые к конечным результатам исследований, их точности и достоверности;

Ограничения по срокам, ресурсам, возможностям исследователей и используемым техническим средствам исследований;

Имеющиеся данные об аналогичных исследованиях и фактические данные об объекте исследования, производственной системе и внешней среде;

Достоинства и недостатки каждого из рассматриваемых методов.

Выбор того или иного метода, (учитывая цели, требования к глубине и точности исследования, ограничения по срокам и т.п.), осуществляется:

1) интуитивно, руководствуясь опытом исследователя;

2) эвристически, используя приемы логики и формальные методические правила;

3) экспертными способами, исходя из опыта, логики, знаний и интуиции экспертов;

4)консультативным способом, т.е. на основе рекомендаций специалистов-консультантов;

5)формальными методами обоснования и (или) оптимизации (линейной оптимизации и др.).

В любом случае, независимо от выбранного и в дальнейшем используемого конкретного метода, наибольший эффект и объективность исследовательских работ может быть достигнута комплексным применением приемлемых для целей исследования методов. При этом одни из них могут быть эффективны на одном этапе исследования, а другие - на другом.

Принципы подбора литературы по теме исследования. Особенности работы с бумажными и электронными носителями.

Основные понятия:

Подбирать литературу по теме исследование - занятие не самое простое. И нельзя здесь даже дать каких-то конкретных советов: кому-то удобнее набрать в «поисковике» (информационно-поисковые системы Yandex, Google и др.) тему или отдельные слова из неё и выбрать из результата запроса, кто-то предпочитает «общаться» с библиотечными каталогами, другой спросит у компетентного в этом вопросе взрослого (учёного, учителя) и т.д. Способов- множество. Самое главное, чтобы они оказались эффективными.

В настоящее время все источники информации (в дальнейшем будем их называть «документы») учёные подразделяют по разным параметрам. Рассмотрим основные.

I. Виды документов по знаковой природе:

b) неопубликованные (материалы, которые остаются в рукописях или тиражируются в небольшом количестве; материалы, представляющие особую ценность: научно-технические отчёты, диссертации, переводы, проекты, лабораторные журналы…): нотные, картографические (карты, атласы, глобусы), изобразительные, аудиовизуальные.

II.Виды документов с точки зрения периодики:

Сериальные

a) периодические

ü журналы: общественно-политические, научные, научно-популярные, производственно-практические, популярные, литературно-художественные, реферативные

ü газеты: общеполитические, специализированные

ü календарь

b) продолжающиеся (выходят через неопределённые промежутки времени, по мере накопления материала: «Труды…», «Учёные записки…», «Вестник…», «Известия…» и др.)

c) бюллетени (содержат краткие официальные материалы по вопросам, входящим в круг ведения выпускающей его организации): нормативный, справочный, рекламный, бюллетень-хроника, бюллетень-таблица, статистический.

2) Непериодические (книги): монографии, диссертации, справочные пособия…

III. Виды документов с точки зрения целевого назначения

Научные документы содержат результаты теоретических или экспериментальных исследований, раскрывают пути и характер научных изысканий, описывают методику и ход ведения исследований, прослеживают историю важнейших открытий, а также научно- подготовленные к публикации памятники культуры и исторические документы… Ориентированы на учёных, специалистов в данной области.

Выделяют собственно научные и научно-квалификационные работы.

Собственно научные :

1) полное собрание сочинений классиков науки и техники;

2) избранные труды выдающихся учёных;

3) монографии;

4) коллективные монографии;

5) материалы съездов, конференций, симпозиумов;

6) депонированные рукописи (суть депонирования заключается в передаче на хранение рекомендованных научным советом учреждений и организаций рукописей в специальные информационные органы);

7) отчёты о результатах законченных научно-исследовательских и опытно-конструкторских работах;

8) переводы научно-технической литературы.

Научно-квалификационные :

В широком смысле слова к научно-популярным источникам может быть отнесено большое количество произведений печати. В узком- это совокупность произведений печати, в которых популяризируются научные знания, теории, законы. По своему целевому назначению эти документы предназначены для читателей, не являющихся специалистами в данной области. Поэтому изложение материала в них ведётся ясным и доступным языком, без сложных терминов и теоретических конструкций, с большим количеством пояснительно- иллюстративного материала.

Официальные документы - это издания, публикуемые от имени государственных или общественных организаций, ведомств, учреждений и предприятий.

С точки зрения сферы своего действия официальные документы подразделяются на следующие типы:

1) документы, действующие на федеральном уровне;

2) документы, действующие на уровне субъектов РФ;

3) документы, действующие в пределах отрасли;

4) документы, действующие в пределах отдельной организации.

Среди официальных изданий особое место принадлежит правовым документам (Конституция РФ, федеральные законы, законы отдельных субъектов РФ)

Справочные документы предназначены для получения кратких фактических данных по определённому вопросу. Справочные издания существуют в виде типографских изданий, но в последние годы они выпускаются и в электронном виде (CD, интернет-варианты). Справочные документы аккумулируют сведения по определённой системе. С точки зрения порядка расположение материала все справочные документы делятся на словари и справочники. Для словаря характерен алфавитный способ расположения материала, а для справочника- систематический (тематический).

Группы справочных документов :

1) универсальные и отраслевые справочники;

2) производственно-технические справочники;

3) толковые словари;

4) терминологические словари;

5) многоязычные словари;

6) нормативные справочники;

7) биографические справочники;

8) путеводители…

Учебные документы обслуживают образование и воспитание. Характер построения текста в учебных документах основывается на положениях дидактики.

Основные виды учебных документов:

1) учебник (систематизированное изложение учебной дисциплины);

2) учебное пособие (издание, дополняющее или частично заменяющее учебник);

3) сборник задач и упражнений (в том числе наглядные пособия, хрестоматия, практикумы, практические руководства, учебные программы, учебно-методические пособия…)

Производственные и нормативно-производственные документы отличает сугубо прикладной характер содержания, для которого присуще сочетание инструктивно-нормативных и справочных данных. Эти издания очень разнообразны по жанрам (регламентирующие производственный процесс, промышленные каталоги, нормативно-производственные издания, государственные стандарты…)

На подготовительном этапе при знакомстве с источниками научной информации (электронными, «бумажными») полезно вести рабочие записи, которые помогут в дальнейшей работе, а некоторые из них станут теоретической частью исследования.

Предлагают выделять несколько видов, «жанров» таких записей: план, опорный конспект, схемы, аннотации, резюме, выписки. Их отличительная черта- краткость и «ёмкость» информации. При изучении книги необходимо обратить внимание на год издания (насколько «свежая» информация здесь представлена), авторов (это поможет выделить наиболее авторитетных учёных в данной области исследования, поможет понять основные научные школы, предметом которых является изучение той или иной проблемы). Следует обратить внимание также на издательство, что тоже будет являться полезной информацией (наиболее авторитетными являются научные издания МГУ, МПГУ, Академии наук и других крупных научных центров).

С развитием технологий стали использоваться электронные, «небумажные» источники информации.

К электронным источникам информации следует отнести радио- и телевещание, Интернет, а также иную информацию, распространяемую в электронном виде (в том числе на различных компьютерных носителях).

Наибольшей популярностью у исполнителей письменных работ сегодня пользуется "русский" Интернет («рунет»): в массовом сознании он уже давно воспринимается не иначе, как бездонный источник бесплатной информации. Но эффективному поиску информации в Сети пока мешают сложности технического, технологического, орга­низационного и финансового характера.

Иногда для исследования требуетсяинформация, передаваемая по телевидению или радио. Найти её поможет расписание (телепередач или волновое), а зафиксировать содержание - обычный плеер или видеомагнито­фон. После записи оригинала его содержание остается лишь творчески переработать традиционным методом и включить (с соответствующей ссылкой на источник) в со­держание письменной работы.

К сказанному можно добавить, что подобный метод ра­боты с информацией обладает тремя оче­видными преимуществами.

1. Предполагает изучение заве­домо известной по тематике информации в спланированное время.

2. Предоставляет в распоряжение исполнителя адресную и достоверную информацию.

3. Не требует больших материальных затрат (поскольку ТВ- и радиоприемники, в отличие от ком­пьютеров с выходом в Интернет, имеются почти у каждого).

При работе с оптическими дисками, web-документами необходимо быть очень внимательным и аккуратным исследователем. Всегда следует записывать/сохранять их название и вид, место нахождения/приобретения (Интернет, публичные библиотеки, личные библиотеки). Полезно иметь копию такого документа, которую можно будет предъявить заинтересовавшимся работой. Нелишне убедиться в защите содержания знаком авторского права, что свидетельствует о качестве.


Похожая информация.


Разработанный Г. Гегелем на идеалистической философской основе метод восхождения от абстрактного к конкретному полу­чил подлинно научную интерпретацию и применение в работах К. Маркса. Данный метод понимался им какспособ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как духовно конкретное. По мнению К. Маркса, восхождение от абстрактного к конкретному является единственно возможным методом научного познания; только он позволяет познать предмет науки полностью и выразить в системе взаимосвязанных понятий и категорий. Иные познавательные средства - анализ, синтез, ин­дукция, дедукция, абстрагирование - для этих целей оказываются недостаточными.

Особенности восхождения от абстрактного к конкретному как наиболее продуктивного метода теоретического познания выра­жаются прежде всего в оригинальной трактовке понятия «кон­кретное». В философской и юридической литературе под конкрет­ным чаще всего понимается реально существующий единичный объект, процесс, субъект, действие. Однако К. Маркс эту катего­рию наполнил новым содержанием. Для него конкретным пред­стает товарно-капиталистическая формация в целом, а не ее от­дельные эпизодические проявления, чувственно воспринимаемые вещи, события, явления, факты. Товар, стоимость и другие явле­ния представляют собой лишь стороны, аспекты конкретного. По­этому К. Маркс нередко использует в качестве синонима конкрет­ного понятие органически целого или тотальности.

Понимаемое таким образом конкретное выступает в двух значе­ниях: как реально существующее общество, отдельная обществен­но-экономическая формация и как система категорий и понятий, отражающих реально существующую конкретность. «Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, сле­довательно, единство многообразного. В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт и вследствие этого также исходный пункт созерцания и представления» . Согласно К. Марксу процесс теоретического по­знания реально сущего конкретного состоит из двух этапов.

Метод восхождения от абстрактного к конкретному дает пози­тивные результаты тогда, когда в науке уже сложилась достаточно развитая система абстракций, вычленены составляющие исследуе­мый объект элементы, изучены их свойства и отношения, т. е. бо­лее или менее полно завершен начальный этап теоретического анализа - восхождение от конкретного к абстрактному. Анализ экономических отношений капиталистического общества, отме­чал К. Маркс, не может начинаться с реального и конкретного - с населения, хотя оно является основой и субъектом всего общест­венного производства . Лишь после того, как путем анализа были выделены абстрактные всеобщие отношения (разделение труда, деньги, стоимость), представилось возможным осуществить вос­хождение от простейших абстракций, взаимосвязанных катего­рий, фиксирующих существенные стороны, связи капиталистиче­ского способа производства как единого целостного организма. Благодаря этому целое предстает перед исследователем как бога­тая совокупность с многочисленными определениями и отноше­ниями.


Формирование системы категорий, понятий науки в процессе восхождения от абстрактного к конкретному требует применения и специфических познавательных средств. Как метод, применяе­мый на более высокой стадии научного познания, восхождение от абстрактного к конкретному не отрицает остальных известных науке познавательных средств, применяемых на других стадиях научного познания.

Исследуя экономические отношения буржуазного общества, К. Маркс широко использовал весь арсенал общих и частных ме­тодов познания. Характеризуя способы исследования товара в «Капитале», В. И. Ленин отмечал: «Анализ двоякий, дедуктивный и индуктивный, - логический и исторический (формы стоимо­сти). Проверка фактами... практикой есть здесь в каждом шаге анализа» . Аналогичные мысли высказывал и Ф. Энгельс. «Теоре­тическое исследование, - писал он, - вовсе не обязано держаться только в чисто абстрактной области. Наоборот, оно нуждается в исторических иллюстрациях, в постоянном соприкосновении с действительностью» 2 .

Одновременно восхождение от абстрактного к конкретному имеет собственное содержание - совокупность специфических требований, принципов, реализуемых на данном этапе познания. В их числе основоположники марксизма называли следующиетребования :

1) началом восхождения от абстрактного к конкретному высту­пает простейшая абстракция, отражающая такое отношение пред­мета, которое является неразложимым в рамках исследуемого предмета;

2) исходная абстракция в зародыше содержит все противоречия исследуемого предмета, на основе которых вырастают другие от­ношения и связи;

3) восхождение от абстрактного к конкретному осуществляется в процессе раскрытия внутренних противоречий самой вещи, ис­точника ее возникновения и развития;

4) последовательность рассмотрения и соответственно распо­ложения категорий в науке определяется отношением, в котором находятся отражаемые ими стороны, связи в наиболее зрелом на момент исследования состояния предмета, явления. Причем это отношение может быть прямо противоположным тому, которое


представляется естественным или соответствующим последова­тельности исторического развития;

5) восхождение от абстрактного к конкретному не представляет собой чисто логического процесса, самодвижения категорий, а ос­новывается на изучении реально существующего общества, кото­рое при исследовании постоянно должно витать в голове познаю­щего субъекта как предпосылка .

Названные и другие требования восхождения от абстрактного к конкретному составляют исходные принципы, основу для теоре­тического познания любой тотальной целостности, в том числе права, его закономерностей, составляющих предмет правовой науки. Советскими правоведами неоднократно предпринимались попытки осуществить восхождение от абстрактного к конкретно­му и создать подлинно марксистскую, материалистическую тео­рию права. Одним из первых исследователей этих проблем был Е. Б. Пашуканис.

Он полагал, что для материалистического изучения права и сис­темы отражающих его категорий неприемлемы формально-логи­ческие, социологические и иные методы, разработанные буржуаз­ными юристами, что в этих целях должен быть использован разра­ботанный К. Марксом с материалистических позиций и блестяще им примененный для исследования буржуазных экономических отношений метод восхождения от абстрактного к конкретному. «Критика буржуазной юриспруденции с точки зрения научного социализма должна взять за образец критику буржуазной полити­ческой экономии, как ее дал К. Маркс, - отмечал Е. Б. Пашука­нис. - Для этого она должна... не отбрасывать в сторону те обоб­щения и абстракции, которые были выработаны буржуазными юристами, исходившими из потребностей своего времени и своего класса, но подвергнуть анализу эти абстрактные категории, вскрыть истинное их значение» .

Высказав ряд принципиально важных положений относитель­но применения метода восхождения от абстрактного к конкретно­му, Е. Б. Пашуканис, однако, не смог полностью реализовать их в исследованиях и сформировать действительную систему катего­рий общей теории права, раскрывающую закономерности функ­ционирования и развития права как тотального целого.

Во-первых, в 1920-х гг. методология исследования буржуазных экономических отношений К. Маркса не была изучена. Научный анализ методологии «Капитала» сам по себе представлял гранди­озную задачу, которая во многом не решена и сегодня. В исследо­ваниях Е. Б. Пашуканис исходил преимущественно из трактовки метода восхождения от абстрактного к конкретному, данной К. Марксом во введении к работе «К критике политической эко­номии».

Во-вторых, Е. Б. Пашуканис не уделял достаточного внимания выявлению специфики применения метода восхождения от абст­рактного к конкретному в правоведении. Между тем творческое применение этого метода неизменно предполагает его конкрети­зацию, развитие применительно к специфике исследуемых явле­ний. Система категорий «Капитала» не может механически при­меняться в правоведении, поскольку имеет собственный предмет и специфическую систему отражающих его категорий.

В-третьих, попытки применения метода восхождения от абст­рактного к конкретному в правоведении в период его становления были преждевременными потому, что не был сформирован поня­тийный аппарат, отражающий отдельные стороны, процесс права. Восхождение от абстрактного к конкретному как завершающая стадия теоретического познания дает плодотворные результаты тогда, когда полностью пройден предшествующий этап восхожде­ния от конкретного к абстрактному и создана развитая сеть абст­ракций.

В конце 1940-х гг. С. И. Аскназий предпринял попытку приме­нить метод восхождения от абстрактного к конкретному в сфере науки гражданского права. Он справедливо обратил внимание юристов на то, что наука гражданского права остается догматиче­ской, способной лишь описать и классифицировать нормативно­правовой материал, в лучшем случае подкрепив это аргументами из арсенала примитивной социологии. Единственно научный спо­соб превращения правовых наук в подлинную науку С. И. Аскна­зий видел в творческом применении метода восхождения от абст­рактного к конкретному. В процессе восхождения исследователь проходит два этапа: первый этап познания права и его институтов сводится к выяснению закономерностей развития экономических отношений, которые лежат в основе соответствующих правовых институтов. На втором этапе восхождения должно быть показано, как на базе данной общественной формации и связанных с ней методов воздействия на экономические отношения складываются определенные правовые явления и институты. В результате завер­шающего этапа восхождения правовые нормы и отношения, вы­ступавшие в начале познания как факт, оказываются «познанны­ми» как необходимые во всех своих качествах и определениях .

Определенную часть методологических положений С. И. Аскна- зий успешно применил при решении отдельных проблем совет­ской цивилистики. Но главная задача данного метода - создание системы взаимосвязанных категорий - не была решена. Одна из основных причин неточной интерпретации данного метода С. И. Аскназием кроется в понимании категории «конкретное». Если у К. Маркса, как уже говорилось выше, под конкретным по­нимается тотальное целое, общество в целом, то С. И. Аскназий интерпретировал данную категорию весьма узко, в качестве сино­нима реально существующего единичного, отдельного предмета, явления. Поэтому и результатом познания выступают не законо­мерности права, раскрытые в системе понятий и категорий, а лишь правовые нормы и отношения, познанные «как необходи­мые во всех своих качествах и определениях».

Между тем конкретным в правовой науке выступает не отдель­ный правовой институт или норма права, а право в целом или от­дельная отрасль права, т. е. такие структурные образования, кото­рые представляют собой сложные исторически развивающиеся и в то же время относительно самостоятельные системы. Норма права или отдельный правовой институт не представляют собой тоталь­ной целостности, а выступают в качестве ее отдельных частей, вследствие чего их плодотворное исследование предполагает изу­чение не только связей с экономическими материальными отно­шениями общества, но и зависимостей в системе права в целом.

Подобно тому как конкретное в праве не сводится к отдельным институтам и нормам права, так и в мышлении, в юридической науке конкретное не сводится к знаниям социальной обусловлен­ности отдельных институтов и норм права, хотя исследования та­кого рода занимают значительную часть научно-исследователь­ских работ российских правоведов. Нельзя объяснить правовой институт, его социально-экономическую обусловленность, не раскрыв предварительно его сущность, закономерности функцио­нирования и развития. Последние, будучи предметом общей тео­рии права и иных отраслевых юридических наук, и составляют ко­нечную цель исследований в области юриспруденции.

Поэтому конкретное как итог познания, научного освоения объективной реальности в правовой науке представляет собой аб­страктную модель - систему категорий и понятий, которые отра­жают сущностные, закономерные стороны права и находятся между собой в той взаимосвязи, которая присуща отражаемым ими сторонам, элементам конкретного.

Именно взаимосвязь категорий и понятий в пределах тотально­го целого - отрасли права или права в целом, а не отдельного ин­ститута - составляетспецифику восхождения от абстрактного к конкретному в правоведении. Там, где познание останавливается на исследовании отдельных взаимосвязанных явлений без синтеза их в пределах тотального целого, имеют место системные исследо­вания, подготавливающие основу, добротную базу для такого вос­хождения и оставляющие решенной конечную, наиболее сложную задачу теоретического познания. Поэтому С. И. Аскназий, оста­новившийся на раскрытии специфики конкретных институтов гражданского права, не смог осуществить восхождение от абст­рактного к конкретному в его действительной сущности, до конца и познать предмет данной науки на уровне закономерного и необ­ходимого.

Весьма оригинальную попытку восхождения от абстрактного к конкретному предпринял в 1970-х гг. А. М. Васильев. Данный процесс теоретического познания он свел к дедуктивному развер­тыванию категории «сущность права» в понятиях менее общего плана «норма права», «система права» и др. Не отрицая правомер­ности и полезности дедуктивных исследований в правовой науке, считаем, однако, что они не являются аналогом восхождения от абстрактного к конкретному.

Во-первых, при дедуктивном развертывании категории «сущ­ность права» научный анализ начинается с наиболее глубокой, сущностной стороны исследуемого, тогда как восхождение от аб­страктного к конкретному предполагает предварительное изуче­ние наличного бытия, непосредственных форм проявления кон­кретного. В «Капитале», например, начало исследования сущно­сти капитала приходится на четвертую главу, а предшествующие главы посвящаются раскрытию капиталистического способа вос­производства в его непосредственном бытии.

Во-вторых, исходной абстракцией выступает не самое простое, обычное массовидное явление, а категория «сущность права», ко-


торая отражает глубинные стороны исследуемого и вследствие этого составляет не начальный, а конечный пункт восхождения от абстрактного к конкретному. Исходной абстракцией теории права Г. Гегель называл владение. С таким пониманием начала согла­шался и К. Маркс, который писал, что Г. Гегель «правильно начи­нает философию права с владения как простейшего правового от­ношения субъекта» 1 .

В-третьих, дедуктивное развертывание сущности права в поня­тиях общей теории права позволяет схватить лишь одну сторону связи между понятиями - их субординацию по степени выраже­ния сущности права. В первом ряду находятся предельно широкие понятия, которые, по мнению А. М. Васильева, являются наибо­лее близкими к сущности права: «норма права», «система права», «реализация права» и др., во втором ряду - понятия, в которых сущность права проявляется менее очевидно.

Другие связи понятий (генетические, функциональные) оста­ются неисследованными. Поэтому автор вводит дополнительные группировки понятий в генетическом и функциональном плане. При таком подходе множественность группировок правовых по­нятий вполне закономерна. Общий принцип (основание группи­ровки) позволяет выявить лишь отдельные связи и отношения, ос­тавляя вне анализа иные, порой более важные связи, присущие отдельным категориям.

Отмеченный недостаток группировок не присущ восхождению от абстрактного к конкретному, поскольку последовательность расположения понятий здесь определяется не основанием класси­фикации, а тем реальным отношением, которое существует между сторонами, элементами конкретного. Поэтому теоретическое осве­щение предмета в целом совпадает с его историческим развитием.

В-четвертых, дедуктивное развертывание категории «сущность права» в правовых понятиях, осуществляемое путем, обратным восхождению от абстрактного к конкретному, приводит к иным результатам. Если применение последнего позволяет воспроизве­сти источник и механизм «самодвижения» конкретного, раскрыть его как единство противоположных сторон и тенденций, то при дедуктивном развертывании понятий данные вопросы постулиру­ются, предполагаются известными.

Вследствие изложенных причин А. М. Васильев не раскрыл за­кономерностей функционирования и развития права как тоталь­ной целостности и даже не сумел разглядеть такого существенного


порока советской теории права, как наличие в ней позитивист­ской, не имеющей ничего общего с марксизмом трактовки сущно­сти права.

Таким образом, раскрыть диалектику конкретного, его сущно­стные стороны, связи можно только посредством восхождения от абстрактного к конкретному. Не имеется никаких оснований для объявления отдельных стадий познания восхождением от абст­рактного к конкретному. Иначе возникает иллюзорное представ­ление о том, что научное познание в своем развитии достигло ко­нечных вершин, тогда как в действительности оно преодолело лишь первую, наиболее легкую часть пути.

В отличие от других методов научного познания восхождение от абстрактного к конкретному является единственным методом, способным раскрыть диалектику конкретного, реализовать ее яд­ро - закон единства и борьбы противоположностей.

При восхождении от абстрактного к конкретному познание не ограничивается только констатацией противоречий. Оно должно идти дальше и объяснить причины наблюдаемого противоречия. Для воспроизведения в мышлении диалектически противоречи­вых сторон исследуемого необходимо изучить эти стороны во всей их полноте, не разрывая целое на отдельные изолированные части. Непременным условием такого познания является раздвое­ние единого и познание его противоречивых сторон. С учетом данного принципа диалектической логики формируются требова­ния, предъявляемые к исходной клеточке, началу восхождения. Таковым выступает не любое явление, предмет, а отношение, сто­роны которого, взаимодействуя друг с другом, обнаруживают про­тиворечия, требующие своего разрешения.

Выявив пути, способы разрешения начального противоречия, исследователь определяет новое, более сложное отношение, две противоположные стороны которого подлежат дальнейшему изуче­нию. И все последующие пути, этапы познания представляют собой восхождение от менее сложных к более сложным противоречиям, которыми характеризуются различные уровни организации струк­туры конкретного. В результате такое сложнейшее явление как пра­во познается как тотальное целое, во всем многообразии его связей и отношений.

Следует признать, что в настоящее время проблемы восхожде­ния от абстрактного к конкретному практически вычеркнуты из перечня актуальных проблем российского правоведения. Как го­ворилось выше, в российской юридической литературе весьма громко заявили о себе авторы, которые под флагом борьбы с марк­сизмом предпринимают попытки связать магистральные пути раз­вития науки с априоризмом, субъективным или объективным идеализмом. Однако результаты, к которым пришли авторы, ис­пользовавшие такие познавательные средства, на наш взгляд, убе­дительно свидетельствуют не в пользу этих средств.

Диалектика конкретного, в том числе права, может быть позна­на только адекватными ей познавательными средствами. По на­шему мнению, априоризм и идеализм в российском правоведении в современных условиях - временные явления, следствия отхода от магистрального пути развития правоведения, влияния конъ­юнктурных устремлений, порождаемых современным бытием; действительный научный поиск понимания права неизбежно при­ведет к материализму и диалектике, формой которых на завер­шающей стадии теоретического анализа выступает восхождение от абстрактного к конкретному. В процессе же освоения юриста­ми этого метода, его адаптации к специфике правовых закономер­ностей придется обратиться к опыту применения в «Капитале» К. Маркса метода восхождения от абстрактного к конкретному, поскольку иных примеров плодотворного применения этого мето­да в социологии нет.