Перводвигатель человеческого познания - любознательность, а его цель - получение полного знания о мире, в котором мы живем. Но достижимо ли оно? Ведь мир бесконечен, а мы конечны, т.е. обречены "не поспевать" за ним. Еще И.Кант говорил о том, что человек вынужден существовать на границе знания и незнания. Значит, наше "хочу все знать" бессмысленно? Но представьте: исполнилась мечта человечества, и мы бессмертны. Захотим ли мы познавать? А зачем? Ведь это можно сделать завтра, через сто лет, через тысячелетие! Наша конечность не будет подталкивать нас к немедленному получению знаний. А ведь именно страх "не успеть" и есть двигатель этого стремления.

Или представим себе другой поворот событий. Итак, мир совершенно познаваем. Неважно, каким образом: или он настолько прост и целесообразен, что не познать его невозможно, или изобретены технологии, помогающие нам его усваивать, микросхемы, которые при рождении вводятся в мозг младенца, - и вот он, мир перед глазами, в готовом виде. Притом, не его "картина", отличная от всех других, а действительный, одинаковый для всех мир. И каково оно, жить в этом унифицированном мире? Интересны ли эти, до конца понятные люди? И люди ли это? Вспомните эпизод фильма С.Спилберга "Искусственный интеллект", где девушка-робот отвечает на вопрос, что такое любовь: "Любовь - это явление, сопровождающееся покраснением или побледнением кожных покровов, изменениями дыхания …" и т.д. Вот он, человек завершенного мира, мира без тайны! Только принципиальная нескончаемость нашего знания является залогом бесконечности познания. И значит, его обязательные условия - направленность на неизвестное и неполнота обретенного.

Главное в нем - не абсолютность полученного знания, а обогащение человеческого мира. Мир - горизонт познания, линия которого сдвигается в зависимости от личностной постигающей деятельности, и расширение этого горизонта путем приобретения нового и нового знания - наша внутренняя необходимость. Потому познание - основная форма связи человека с миром. "Без тенденции сущего, которое умеет выходить и исходить из себя для у-частия (то есть делания себя частью исследуемого. - Курсив мой. Ю.Ч.), не существует вообще никакого возможного "знания". Я не вижу другого названия для этой тенденции, кроме "любви", самоотдачи,"- пишет М.Шелер . Наша жизнь проходит в познании-соучастии с предметами, явлениями и людьми. Фундаментальное качество человека - "мирооткрытость" - предполагает не только усвоение действительности, но и население ее самим собой. Ведь "…сознание воспринимает мир по латинской пословице De te fabula narratur - "О тебе эта сказка". Это позволяет все происходящее отнести к самому себе под знаком "это обо мне" . Мой мир действителен лишь как то, что я вижу глазами, чувствую сердцем, познаю посредством разума и интуиции, как то, в чем я действую.

Мысль об эмоциональной наполненности процесса познания не нова. Еще Августин Блаженный говорил, что мы познаем мир в той мере, в какой его любим. Но впервые научно артикулирована она была в кон. 19 в. В.Дильтеем. Его основная идея состояла в разделении наук на два вида - "науки о природе" (естественные) и "науки о духе" (гуманитарные). Методы первых, по Дильтею, ни в коей мере не подходят к изучению последних. В его время -"эпоху победившего эволюционизма" - эта мысль прогремела громовым раскатом. Ведь к чему только не прилагалась эволюционная концепция Дарвина - не только к физиологии человека, но и к самой его душе; не только к биологии животных, но к законам социума; не только к развитию высшей нервной деятельности, но и к развитию культуры! Потому человек и культура воспринимались как всецело детерминированные эволюционным процессом, из которого ни выйти, которого не превзойти. Но ведь на протяжении всей истории своего существования человек только и делал, что превосходил себя! А значит, отношение к человеку как к эволюционирующему животному недостаточно. Человек живет не в пространстве природы, а в пространстве культуры - "связной жизни", жизни, где он неразрывными узами связан с Богом, ценностью, смыслом. И именно эта связь и определяет познание человеком явлений мира. Потому науки о природе и науки о духе (т.е. о человеке и культуре) руководствуются разными познавательными процедурами: первые - путем объяснения , вторые - посредством понимания . Понимание - процесс постижения смысла и значения явления и достигнутый этим процессом результат. Объяснение имеет дело с познанием вещи, понимание - с познанием личности. Объяснение предполагает изучение законов, причин, следствий посредством механических принципов, понимание же -"схватывание в целом". Объяснение занято соответствием явления и познающего ума, понимание - смыслом и ценностью явления для "мыслечувствия" человека (термин М.Мамардашвили). Это выявление индивидуального, неповторимого, которое может происходить лишь посредством вживания, "вчувствования" в другое Я или явление культуры. Начало понимания - переживание. Мы способны понять человека, лишь когда сможем ощутить собой то, что с ним происходит. В.Дильтей говорил: "Когда на сцене страдает Гамлет, для зрителя его собственное Я угасло" .

По прошествии века ясно, что этот подход хоть и плодотворен, но не всеобъемлющ. Ведь именно сугубо "объясняющее" отношение к миру природы без его понимания завело человечество в экологический тупик. С другой стороны, интуитивно-"понимающий" подход к человеку тоже недостаточен. Если руководствоваться только им, то часть традиционной психологии, "объясняющая" механизмы памяти, восприятия и т.п., была бы для нас вычеркнута. Понимание и объяснение - две стороны познавательной деятельности, не могущие существовать по отдельности. Оба они возникают в процессе социализации и инкультурации. Но если объяснению можно выучиться рациональным путем, то понимание - интуитивно. Если объяснение предполагает отношения субъекта к объекту, то понимание - субъекта к субъекту. "Понимание … противоположно не непониманию, а расчету. Понимание во всем своем существе - принятие, в том числе принятие непонятного," - пишет В.Бибихин . Понимание - всегда понимание тайны мира и тайны другого человека.

Так, наше отношение к природе может стать "понимающим", лишь если мы воспримем ее как живую силу, станем относиться к ней столь же ответственно, как к человеку. Путем объяснения можно прийти к нормам и правилам и только путем понимания - к ценностям. Потому возможности познания кроются в возможности понимания.

Человек есть существо понимания. Не будь он им, мир бы уже разлетелся в тартарары. Человек есть существо недостаточного понимания. Иначе не было бы ни войн, ни конфликтов, ни глобальных проблем человечества, ни неврозов, и мы жили бы в раю.

Первично понимание проявляется в языке. "Я стремлюсь познать самого себя, овладевая смыслом слов всех людей," - пишет один из столпов герменевтики П.Рикер . Для того, чтобы понимать человека, надо прежде понять его язык. Это первый шаг осуществления понимания. Второй шаг этого осуществления - само мышление человека. Мыслить человек научается лишь тогда, когда ему надо что-то понять. М.Мамардашвили говорит об этом: "Нечто наполовину погружено в материальные обстоятельства жизни, а другой половиной погружено в сознание; акт реализованной мысли и есть воссоединение этих частей" . Но ведь начало мышления лежит в коммуникации. Потому понимание - всегда есть диалогическое взаимопонимание людей, которое осуществляется в связи мысли и общения. И, наконец, понимание осуществляется как работа истолкования текстов, чем и занимается герменевтика.

Текст в герменевтике - более, чем просто текст, это - система знаков и значений. Культура как специфика человеческой жизни - текст в текстах. Потому создание творения культуры - всегда понимание. Обратим внимание на все эти способы осуществления понимания: мышление, язык, коммуникация, творчество, культура. Но ведь это же само бытие человека! Значит, понимание - не просто способ познания, но и способ самого бытия! Не случайно для определения человеческого бытия М.Хайдеггер ввел термин "Dasein " или "здесь-бытие". Сущность "Dasein " - в бережном обнаружении и охранении его потаенного смысла вещей и явлений. Призвание человека - чувствовать сокрытое, что таит в себе мир; помогать этому сокрытому появиться на свет, как птенцу из скорлупы, и не требовать от мира несвойственного ему. Это Хайдеггер называет "заботой". Примером такого бытия-понимания может служить фигурка из корня дерева. Она уже "предполагается" самой формой этого корня, потому забота человека - обточить ее, усугубив уже кроющееся в корне своеобразие, а не переделывать ее в нечто иное. Но ведь каждый из нас увидит в форме корня разное содержание и станет воплощать его по-своему! И здесь мы сталкиваемся с третьим компонентом познания - близким, но не тождественным пониманию - с интерпретацией .

Слово "интерпретация" происходит от латинского "interpretatio" , что означает истолкование. Интерпретация - процесс наделения текстов личностным смыслом со стороны реципиента . Именно в ней проявляется активность читателя, зрителя, наблюдателя. Под словом "текст" здесь подразумевается не традиционное его понимание ("текст книги", "литературный текст"), а расширительное: человек, культура, мир есть текст, поскольку их сущность является предметом расшифровки. Наиболее явно потребность в интепретации проступает в отношении произведения искусства. "Искусство есть язык художника, и как посредством слова нельзя передать другому свою мысль, а можно только пробудить в нем его собственную, так нельзя ее сообщить в произведении искусства; поэтому содержание этого последнего… развивается уже не в художнике, а в понимающем," . Значит, понимание - это "добывание" заложенного в некий текст смысла, а интерпретация - расширение текста при помощи смыслов, вкладываемых в него понимающим умом и сердцем. Ведь между высказыванием и пониманием всегда существует некий "зазор", своеобразное интерпретативное поле.

Каждый из нас сталкивался с невозможностью передать свои мысли и чувства в том виде, в котором мы их помыслили и почувствовали. Кому не известна фраза:"Ты меня не так понял!"? Не случайно Ф.Тютчев писал: "Мысль изреченная есть ложь". У любого из нас за плечами собственный опыт, глубоко личностное мировоззрение, иногда кардинально иное, нежели у собеседника. Потому смысл одних и тех же слов, жестов то более, то менее, то абсолютно различен для людей в зависимости от их опыта, возраста, социальной роли и т.д. Именно это несовпадение лежит в начале многих случаев прискорбного непонимания.

С другой стороны, интерпретация - неизбежный спутник и неотъемлемая часть понимания. Она делает понимаемое явление более многогранным и насыщенным смыслами. Нет и не может быть понимания без интерпретации. К примеру, мы читаем книгу. Неужели возможно - при заведомой полисемантичности текста - вскрыть то, что хотел сказать автор, и в готовом виде "заложить" это содержание в свою черепную коробку? Нет, конечно. Художественное произведение - не пересказ события, а побуждение к восприятию. Потому у одного оно вызовет раздумья, у другого - слезы, а третий скажет: "Чепуха!". Разность человеческих миров - залог разности интерпретаций. Так, для части читателей "Мастера и Маргариты" основное значение имеет пласт, связанный с любовью главных героев; для второй - с нашествием Воланда и его свиты в Москву; для третьей - библейская линия. Да и суть романа - во многом интерпретация предыдущих смыслов (Гете, Библии); современных писателю событий (сталинские репрессии, интриги в литературных кругах Москвы и т.д.); реальных характеров, легших в основу характеров героев. Творя, мы интерпретируем. Интерпретируя - творим.

Несомненное воздействие на интерпретацию оказывает и различие времен - того, когда произведение было создано, и того, в котором оно воспринимается. Так, современники И.Тургенева в его прозе превыше всего ценили революционную составляющую, и лишь в истосковавшемся по лиризму 20 в. Тургенев был открыт как певец любви. Не менее важно для истолкования пересечение культурных смыслов. Так, слушая современные интерпретации Баха, можно уловить в них аллюзии предыдущего культурного опыта, не могущие содержаться в самой его музыке. Например, Г.Гульд играет "Французские сюиты Баха" импрессионистически. Разумеется, Бах не мог вложить в музыку 18 в. мотивы к.19 – н.20 вв. А для Гульда Франция - в первую очередь, страна импрессионизма.

Значит, интерпретация неразрывно связана с пониманием - миропониманием человека, эпохи, культуры. Каковы ее функции в понимании? Первая из них, как показано на примерах, заключается во внесении новых смыслов в интерпретируемый текст, в его расширении и восполнении. Ницше был глубоко прав, говоря, что познание мира - это истолкование, интерпретация. Ведь мир, утверждал он, не имеет независимого от человека смысла: смысл приобретается лишь познанием, а единственное познающее существо на нашей планете - человек. Потому мир-текст допускает бесчисленные интерпретации, и выделить из них единственно истинную невозможно. В этом смысле нет фактов без их истолкований. "Когда созрело яблоко и падает, - отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер стрясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?.. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом", - писал Л.Толстой . Познание - не добывание абсолютных истин, а те отношения с явлениями мира, которые мы устанавливаем благодаря пониманию и интерпретации.

Вторая функция интерпретации - преодоление отчужденности, дистанции, отделяющей текст от воспринимающего; расшифровка того или иного предметного воплощения смысла; достижение его верного понимания. Эта функция - самая древняя. Ведь герменевтика как наука истолкования текста возникла еще в Средние века (тогда она называлась "экзогетикой") с целью согласования Ветхого и Нового Заветов. И по сей день открываются новые смыслы Библии, уничтожаются кажимые противоречия между текстом и действительностью. Как, например, понимать фразу: "Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царствие Небесное"? Ведь ясно, что верблюд никак не может войти в игольное ушко. Что же, богатый, даже самый праведный, обречен гореть в адском пламени? Однако, в результате герменевтических изысканий выяснилось, что "игольным ушком" назывался вход в городской стене. Он был невелик и низок, и верблюд мог в него пройти только на полусогнутых ногах. Значит, хоть и трудно попасть богатому в Царствие Небесное, а все же возможно при соблюдении определенных условий, основным из которых была праведная жизнь.

Отсюда следует третья функция интерпретации - поддержание жизни традиции, ее "оживление" для новых поколений. Вне интерпретации - традиция - лишь мощи, к которым по привычке прикладываются, не осознавая ее деятельносй силы для будущего. Традиция - не раритет, а сокровищница, которая пополняется лишь постольку, поскольку из нее черпают.

Важная функция интерпретации - взаимообогащение и "расширение" субъектов коммуникации с помощью смыслов. Я не могу видеть в мире то, что видит другой человек. Мы оба - хозяева и рабы своей "перспективы". Нас ограничивает наш опыт. Более того, я не могу увидеть себя таким, каким являюсь со стороны. С этой точки зрения меня может видеть только Другой. Однако, он никогда не может ни понять, ни воспроизвести ту совокупность личных смыслов, которые живут в моих действиях и словах. Ведь "мысль изреченная есть ложь". Потому он вынужден интерпретировать их "со своей колокольни", наделять возможными пониманиями, открывая то, чего я в них и не предполагал. Тем самым он дает другой ракурс моим мыслям и поступкам, обогащая и меня, и процесс коммуникации. В этом смысле самая пристрастная интерпретация есть любовь. Вспомним героиню фильма "Служебный роман". Лишь когда влюбленный герой увидел в ней не злобную "мымру"-начальницу и даже не просто несчастную женщину, но красавицу, она стала красавицей.

Истолкование - самый динамичный и в то же время наиболее древний компонет познания. Еще в начале века учеными было отмечено, что уже на уровне чувственного познания есть определенные способы приведения разрозненного материала в целостный образ. Таковы, например, мифологические интерпретации мира как прибежища не только людей, но и духов. Находясь в условиях дефицита понятийных средств, человек по мере сил истолковывал действительность. Ибо непонятный, личностно не проинтерпретированный мир непригоден к обитанию в нем человека. Человек способен жить лишь в пространстве осмысленности, которой он населяет действительность. Как ребенок строит из разрозненных кубиков то дом, то машину, то крепость, человек из любой бессмыслицы вычленяет смысл. Более того, он часто игнорирует заложенный в тексте смысл ради того, чтобы создать свой, тем самым находя новые, непредсказуемые, неизвестные автору варианты понимания его текста. Герменевтик А.Брудный рассказывает о таком опыте. Испытуемым читали новеллу К.Чапека и просили пересказать то, что они запомнили. Содержание текста испытуемые рассказывали связно и подробно. Но четко очерченный смысл новеллы не назвал ни один из участников эксперимента. Вместо этого каждый из них приписывал ей совершенно иной смысл. Значит, важно не только усвоить, познать, понять? Значит, гораздо более важно творчество нового смысла. И снова перед нами - проблема истины, только уже под иным углом. Истина - в смелости творческой интерпретации. Недаром Л.Витгенштейн писал: "Истина моих утверждений проверяется моим пониманием этих утверждений" .

Однако, интерпретация может быть как истинной, так и ложной. Дело в том, что истолкование - по отношению ли к тексту культуры, к миру или к человеку - всегда должно сохранять инвариант. Иначе этот процесс может зайти так далеко, что исходный текст просто утонет под толщей многочисленных интерпретаций. Это происходит в том случае, когда понимание подменяют истолкованием, намерения автора (или участника диалога - в случае коммуницирующей интерпретации) самодовольно игнорируются со стороны интерпретирующего. Тогда романы Ф.Кафки понимают как проявления "эдипова комплекса", а творения Ф.Достоевского рассматривают с точки зрения его недуга. Социолог С.Зонтаг назвала такую интерпретацию трусливой и удушающей. Современное, "постмодерное" состояние культуры принесло с собой разгул интерпретаций, не имеющих отношения к истолковываему феномену. Это типичная примета смутного времени, когда смыслы и ценности проблематичны, а твердые критерии морального отношения к человеку и культуре исчезают. Проблематичность интерпретации идет рука об руку с проблематичностью человека.

Но немотря на нередкие попытки некоторых исследователей искусственно разорвать связь трех компонентов познания, человек как "познающее бытие" живет и мыслит только в их сочетании. Так, маленький ребенок в основном пребывает в поле объяснения. Заложенная в нем потребность познать тот мир, в котором он живет, отражается в главном его вопросе: "Почему?". С другой стороны, он также и интерпретатор полученных знаний: в попытках обрести цельное мышление он связывает отдаленные значения, причудливо конструирует слова и смыслы. Понимание же появляется не сразу, т.к. любой ребенок в первые годы своей жизни чувствует себя "пупом Земли". Общаясь с другими, он ведет себя как распорядитель мира. Все, что он видит вокруг, всецело принадлежит ему. Ребенок так же уверен в том, что все и вся в его власти, как первобытный человек - в том, что ритуальное действо может породить дождь, жару или удачу в охоте. Другой (родитель) является всего лишь гарантом благополучия. Понимание возникает значительно позже. Его начало - в коммуникации, осуществляемой в игровой форме. Именно в ролевой игре ребенок посредством воображения, фантазии учится стать на место Другого (казака, разбойника, принцессы), "поносить одежды с чужого плеча". Кроме того, общение уже не с вымышленными героями, а с реальными товарищами по игре побуждает сознание занимать в нем определенную позицию, понимать его нормы, требования. Этот период связан с переменой в самоощущении ребенка: он - уже не властелин, а частичка группы. И лишь когда в этом новом качестве сознания ребенка вновь вырастает интерпретация, фиксирующая противоречивую связь между принадлежностью к ценностям группы и их своеобразным личностным истолкованием, можно говорить о первых подступах к себе. Человек совершает переворот: с этого момента познание мира, познание Другого и самопознание себя идут рука об руку.

Объяснение как познавательно-аналитическая процедура приобрело ведущее значение в научном познании Нового времени. Объяснение связано с реальностью. Человек благодаря мышлению раскрывает в ней закономерный порядок, логически обусловливает этот порядок, подтверждает его через эксперимент. Таким образом, объяснение позволяет подвести те или иные теории под истинные, соотнося их с действительностью. Объяснение широко используется в естественных науках и в социогуманитар- ном знании, где тесно сопрягается с процедурой понимания. Понимание - это метод, обосновывающий методологическую автономию социальных и гуманитарных наук. Впервые как самостоятельная теоретико-методологическая проблема понимания поставлена В. Дильтеем. Настаивая на самоценности и самодостаточности исторического и культурного мира, он поставил перед философией новую задачу - построить такую систему познания, предметом которой стал бы «целостный человек во всем многообразии его сил». Социогуманитарное знание Дильтей определяет как «науки о духе», имеющие свою специфику . Главной задачей этих наук становится интерпретация (истолкование, разъяснение) значения социокультурных феноменов. Постепенно идея понимания стимулировала развитие методологии, более адекватной для социального и гуманитарного знания: истории, филологии, антропологии, этики, права и других социальных и гуманитарных наук. Ключевыми для нее стали принципы герменевтики (от греч. hermeneutikos - разъясняющий, истолковывающий), заключающиеся в том, чтобы делать понятным, доводить до понимания. Искусство толкования иносказаний, многозначных символов было распространено уже в древнегреческой философии и филологии. В Средние века термин «герменевтика» означал учение о правильном толковании священных текстов Библии. Современная философская герменевтика обязана своим рождением немецкому классику-филологу и теологу Фридриху Шлейермахеру (1768-1834). Помимо простой техники понимания и толкования разных сочинений (например, священных текстов) он разработал структуру интерпретации, характеризующую понимание как таковое, причем Шлейермахер мыслил герменевтику прежде всего как искусство понимания чужой индивидуальности. Согласно данному подходу, следует сначала понять целое, чтобы затем стали ясны части и элементы, а для этого необходимо, чтобы интерпретируемый объект и интерпретирующий субъект принадлежали одному горизонту, были в одном круге. Горизонт в данном контексте означает «предварительное понимание» . Шлейермахер первым ввел понятие «герменевтического круга». В основе проблемы круга - удержание целостности операции понимания, охватывающей как объект, так и субъект. Шлейер- махер выделил два фундаментальных свойства «герменевтического круга»: О необходимое предзнание целостности интерпретативного действия; О принадлежность действия и понимания к более широкому горизонту. Как отмечено выше, заслуга систематического развития тезиса, согласно которому понимание есть не частный аспект теории познания, но фундамент всего гуманитарного знания, принадлежит Дильтею. Он считал, что понимание надо рассматривать как единственно адекватное средство передачи целостности, т.е. ее прояснения и осмысления. Подобно тому, как герменевтика Шлей- ермахера выросла из его философии индивидуальности, дильте- евское учение о герменевтике основывалось на его философии жизни. Дильтея занимал вопрос: каким образом можно проникнуть в сущность жизни, которая, по его мнению, составляет сущность человека? Постигнуть, что такое жизнь, можно лишь через историю или жизнь другого человека: «Внутренний опыт, при котором я углубляюсь в свои собственные состояния, никогда не даст мне возможности осознать свою индивидуальность. Только в сравнении себя с другими я имею опыт относительно индивидуального во мне; я сознаю только то, что во мне отлично от другого» (цит. по: ). Дильтей не обращался к «понимающей психологии» как опыту постижения целостности духовно-душевной жизни, так как пытался избегать психологизма. Он считал, что при психологическом подходе к душевной жизни индивидуальности представляют собой изолированные миры и их взаимопроникновение невозможно. Необходимость общезначимости познания требовала выхода за пределы психологической трактовки индивидуальности. Э. Гуссерль последовал именно по этому пути в основанной им феноменологии. Анализируя «чистое сознание» (освобожденное от всякого психологизма), Гуссерль выделил неосознаваемый фон интенционал ьных актов сознания, тот «нетематический горизонт», который дает «предварительное знание» о предмете. Интенцыо- нальностъ - это направленность (устремленность) сознания на предмет; непрерывное динамическое выхождение за собственные границы. Нетематическое содержание сознания выступает у него аналогом понятия бессознательного. Поскольку Гуссерль пытался избегать всякого психологизма, он обращается к аристотелевской традиции, различающей актуальное и потенциальное содержание сознания. У Гуссерля тематическое (актуальное) содержание сознания означает все то, что является содержанием интенциональ- ного акта; нетематическое (потенциальное) - то, что в данный момент не находится в поле сознания, а составляет некий «фон», горизонт, который можно тематизировать слой за слоем, но никогда нельзя актуализировать до конца. Гуссерль был убежден, что сознание не может до конца тематизировать предмет, что всегда остается нетематизированный «горизонт», «фон восприятия», принципиально неустранимый до конца. Горизонт у него имеет подвижные границы. Горизонты отдельных предметов сливаются в единый тотальный горизонт, который Гуссерль впоследствии назвал «жизненный мир» . Ханс Георг Гадамер (1900-2002) понимает герменевтику как учение о бытии. Гадамер в ставшей классической работе «Истина и метод» (1960) оттолкнулся от мнения М. Хайдеггера о том, что «герменевтический круг» нельзя трактовать как неустранимое неудобство. Важно понять, что в нем есть онтологически положительный смысл. Подчинить себя изучаемому предмету, неуклонно поддерживать направление взгляда на объект, избегая колебаний и внутренних возмущений, - едва ли не самое сложное в технике понимания. Читающий текст всегда имеет определенный проект: даже самый непосредственный смысл читается в свете некоторых ожиданий. Однако изначальный проект не может не пересматриваться по мере проникновения в текст. Согласно Гадамеру, схема герменевтического перехода вкратце такова. Есть тексты, несущие смысл. Смыслы в свою очередь говорят о вещах. Толкователь входит в них умом с определенным предпониманием. Всегда есть первоначальный рисунок события просто потому, что интерпретатор читает текст с известным ожиданием, источником которого является предпони- мание. Одной из главных задач герменевтики Гадамер считает восстановление авторитета традиции, которая придает смысл всей «исторической дистанции», «временного отстояния» какого-либо события . Э. Бетти, итальянский историк права, поставил перед собой задачу обобщения всей герменевтической традиции. В 1962 г. он опубликовал исследование «Герменевтика как общая методика наук о духе». Уже по названию работы мы видим, что Бетти следует идеям Дильтея. Бетти сформулировал четыре канона интерпретации. Первый канон герменевтической автономии объекта предполагает, что объект интерпретации - продукт человеческого духа, а значит, в нем наличествует некая формирующая интенция. Именно этот смысл надлежит искать интерпретатору. Смысл есть то, что обнаружимо в открытии, нечто находимое, скрытое, а не то, что привносится извне. Второй канон также относится к объекту интерпретации и называется критерием когерентности. Каждая мысль находится в определенном отношении к целому. Критерий когерентности говорит о том, что части текста могут быть поняты только в свете целого, а целое может быть понято лишь в связи с его частями, в уточнении деталей. Третий канон - критерий актуальности понимания. Интерпретатор не может снять свою субъективность до конца. Он идет к пониманию объекта, отталкиваясь от собственного опыта, «транспортируя» объект в его собственном духовном горизонте. Сам процесс понимания сообщает субъекту максимальную жизненную энергию и интенсивное индивидуальное начало. Четвертый канон говорит о соотносимости смыслов, или об адекватности понимания. Люди могут понять друг друга, если они находятся на одном уровне (конгениальны). Желать понять - этого мало. Необходим «духовный просвет», подходящая перспектива для открытия и понимания. Речь идет об определенной предрасположенности души: моральной и теоретической. Важны богатство интересов и широта горизонта интерпретатора . Итак, герменевтика постепенно становится методологией социального и гуманитарного познания. Процедуры объяснения как интерпретации и понимания, прочтения текста в определенном культурно-историческом контексте находят сегодня широкое применение в психологии, социологии, филологии, исторической, экономической и юридической науках. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 1. ГадамерХ.Г. Истина и метод. М., 1988. 2. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному. М., 1997. 3. Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Хрестоматия по зарубежной философии конца XIX - начала XX века. М., 1995. 4. Дилътей В. Типы мировоззрений // Хрестоматия по зарубежной философии конца XIX - начала XX века. М., 1995.

Объяснение, понимание и интерпретация (толкование) в социальных и гуманитарных науках. Философская герменевтика. В. Дильтей, Г. Гадамер

социология философия познание вебер

Объяснением можно назвать указание на качественные характеристики природных и социальных явлений, их свойства и отношения. Данное указание основывается чаще всего на дедуктивных выводах из соответствующих законов и теорий. Так, исходя из экономического закона спроса и предложения, можно объяснить (дедуктивно вывести) одну из основных причин колебаний цен на рынке товаров и услуг.

Объяснение путем дедуктивного вывода из того или иного закона или теории называется дедуктивно-номологическим. Наряду с дедуктивно-номологической, существуют другие модели объяснения общественных явлений, в том числе:

• 1) Интенциональные модели (лат. интенция - стремление). При их использовании основное внимание уделяется мотивам деятельности людей (осознанными и неосознанными), их психологическим и идеологическим установкам. Указывается на социальную направленность их деятельности.
• 2) Телеологические модели, в которых главное значение придается целям деятельности людей, указывая на целевую причинность их деятельности.
• 3) Функциональные модели. Выясняются функции различных элементов социальных систем и подсистем, их роль в развитии общества.
• 4) Нормативные модели объяснения. Указывается на значение различных социальных норм - правовых, политических, моральных, религиозных и др. в деятельности людей и развитии общества. В то же время наука требует выяснения объективных и субъективных факторов появления этих норм, их содержания и социальной направленности.

Разные модели объяснения общественных явлений направлены на то, чтобы понять эти явления, выяснить их сущность, содержание, законы их развития. Чаще всего речь идет о понимании самой действительности путем ее научного познания с помощью:

• 1) логического анализа;
• 2) интуитивного постижения и т.д.

Существует однако и такое направление современной эпистемологии (гносеологии), т.е. теории познания, как герменевтика. Непосредственным предметом исследования в ней выступают разного рода тексты, их толкование. Речь идет об искусстве толкования:

• 1) литературных текстов - филологической герменевтике;
• 2) Библии, Корана и других источников - религиозная герменевтика;
• 3) правовых документов - юридическая герменевтика;
• 4) текстов музыкальных произведений - музыкальная герменевтика;
• 5) текстов, обнаруженных при раскопках - археологическая герменевтика и т.д.

В указанных направлениях герменевтики есть своя специфика и общие принципы толкования текстов.

Создание герменевтики как общего учения об интерпретации (толковании) и понимании текстов связывают с именем немецкого философа и ученого - Ф. Шлейермахера (1768 - 1834 гг.). Он писал об искусстве понимания, воплощающем в себе не только драматическое понимание текста, но и мыслей, чувств и воли его создателя, его духовного состояния. Тем самым он предложил рассматривать восприятие текста как мысленный диалог между интерпретатором (толкователем) и его авторов, благодаря которому можно глубже уяснить содержание текста и его значение. Шлейермахер указывал на необходимость соотнесения текстов с культурно-историческими факторами их возникновения.

Идеи Шлейермахера были развиты немецким философом Вильгельмом Дильтеем (1833 - 1911), который рассматривал герменевтику как методологическую основу развития гуманитарных наук. Он подчеркнул, что понимание существенно отличается от объяснения, поскольку оно касается не только объективного содержания исторического процесса, но и духовного мира его творцов, а также духовного мира исследователя этих процессов. При этом происходит диалог исследователя с автором текста и с его героями. Процесс понимания, по Дильтею, совершается в рамках так называемого «герменевтического круга», начиная с осмысления частей целого (текста или исторического события), затем переходят к пониманию целого и только после этого вновь возвращаются к пониманию частей - более адекватному и глубокому: от части к целому и от целого к части (работают такие явления, как анализ и синтез).

Несколько иначе рассматривал герменевтику один из последних крупных представителей - Х.Г. Гадамер, во многом опиравшийся в своих работах на труды М. Хайдеггера. Как и Хайдеггер Гадамер представил герменевтику не столько как учение о текстах, сколько как о понимании человеческого бытия .

Основные методологические идеи Гадамера:

• 1) «Способ познания, связанный с наукой и ее методами, не является ни единственным, ни универсальным. Истина познается не только и не столько с помощью научного способа. Важными вненаучными способами раскрытия истины являются искусство, философия (религиозная, художественная), история (не науки)». Гадамер не отрицал науку, но несколько принижал ее значение.
• 2) К предмету гуманитарных наук принадлежит и сам познающий субъект с его методами толкования, познания общественных явлений.
• 3) Ключевая для герменевтики категория понимания текстов и самой действительности трактуется Гадамером как способ существования познающего субъекта («существовать - значит понимать происходящее» - формула Гадамера.
• 4) Гадамер постоянно указывает на диалогический характер философской герменевтики. Диалог характеризуется как основной способ познания истины в гуманитарных науках. Многое зависит от того, правильно ли в диалоге ставятся вопросы и правильно ли определяются пути их решения. Гадамер пишет: «Знание и понимание может быть лишь у того, у кого есть вопросы». «Кто хочет мыслить, должен спрашивать (т.е. должен ставить проблемы и разрешать их)».
• 5) Подчеркивается роль языка: а) в познании и понимании действительности и б) во взаимоотношениях между людьми. Указывается, что понимание текста осуществляется в контексте синтактической и синантической значимости. Синтаксис - понимание языка, синантика - постижение смысла.

Объяснение, понимание, а на их основе принятие квалифицированного решения и обоснование достоверного прогноза - основополагающие задачи научного познания. «Объяснение» это выявление сущности исследуемых процессов и явлений, прежде всего в терминах причинно-следственной зависимости между вещами и событиями. Но любая «сущность» сама по себе проблема, это отмечено И. Кантом в категории «вещи – в – себе», а Г. Гегелем – в требовании углубления сущности, реализующейся в понятии. Словом, сущность, отвечающая на вопрос: «что это (к примеру, истина) такое», нуждается в интерпретации (от лат. – «толкование», «разъяснение») и понимании, то есть осмыслении.

Мысля в категориях причинно-следственных отношений, мы генетически связываем, в частности, объект и его образ в сознании субъекта, называя первый причиной, а второй – следствием. «Причина» не только предшествует во времени следствию, но и имеет комплексный характер. Она включает в себя и так называемые «условия» разнообразия и уникальности, от которых мы хотя и абстрагируемся, но только в целях упрощения (усреднения) исследовательской ситуации, что в социально-гуманитарных науках чревато сущностной утратой специфики объекта и искажением его образа. Кроме того, одно и то же следствие может иметь несколько причин, в том числе и промежуточных. А главное – мы чаще называем причины (географические, демографические, социальные), чем детально знаем их. К тому же, в науках об обществе и культуре сильно влияние как бессознательного, наследственного, традиционного и предрассудочного, так и уникального, творческого, требующих теоретического разъяснения в широком контексте понимания и глубоких предметных интерпретаций.

Жизнь в обществе и культуре – это бытие человека в мире как действительности социальных отношений и индивидуального опыта. Он включает в себя множество людей, социальных институтов, поддерживающих согласие и порядок между ними, наши представления о сущем и должном, как и природу, вне и внутри нас. Жизнь содержит в себе столкновение человека с действительностью и адаптацию к ней, усиленное продуктивным воображением, фантазиями и переживаниями, взаимными оценками друг друга в коммуникативных и пограничных ситуациях принятия решений и реализации возможностей.

Такая действительность не просто «присваивается» нами в интерсубъективном бытии в мире, но буквально созидается человечеством в виде нравственности, идеальных норм и духовности. Она во многом неоднозначна, символична, полна переосмыслением и домысливанием развитыми чувствами, интеллектом, волей к жизни, открытыми для превращения настоящего в будущее личными и коллективными горизонтами смыслов и ценностей и, главное, способностями все это воплощать в жизнь человечества в обществе и культуре. Словом, действительность развивается вместе с осознанием ее полноты людьми, в которой всякое причинно-следственное абстрагирование – лишь момент всеобщей связи, нуждающейся в дифференцированном понимании, признающем свою зависимость не только от классической, но и неклассической, и постнеклассической рациональности.

«Понимание» комплексно и включает в себя «объяснение». Именно с такого рода комплексностью мы имеем дело в социально-гуманитарных науках, в духовном понимании, экзистенциальном, мифологическом, поэтическом сознании, и религиозном откровении.

Для каждого из нас такого рода понимание черпает силы из истории, где сущее сталкивается с должным в поступках, мыслях и чувствах личностей, со всем, ранее потаенном, учащему нас уму – разуму на жизненных примерах, из искусства великих творцов культуры, обнажающих перед нами глубины всечеловеческого духа в себе (от Гомера и Шекспира до Руссо и Достоевского…), из евангельских заповедей Христа и хадисов пророка Мухаммеда, из поступков наших близких и дальних, включая философов, моралистов и подвижников. Все они, как и коммуникативные формы, и языки моего общения с миром, - это истоки понимания в социогуманитарном знании, модели осмысления и переосмысления себя в обществе и культуре.

Они дают нашему пониманию как форму, так и содержание направленности на те или иные фундаментальные проблемы бытия, которые требуют от каждого саморефлексии, связывающей средства конкретного понимания в культурно-историческую целостность компетентности суждений по большинству вопросов, затрагивающих человечество.

Средства и истоки понимания задают горизонты возможного анализа и синтеза имеющегося в наличии материала, подлежащего пониманию, объяснению и интерпретации. Они же в каждом конкретном случае их же и ограничивают. Такое ограничение – это не только естественный недостаток – все в мире относительно, а не абсолютно – но и закономерный стимул развития как преодоления прежних границ в формах конкретно-исторической рациональности (классической, неклассической и постнеклассической).

В социально-гуманитарных науках используется типологическое, генетическое, психологическое, феноменологическое, герменевтическое, философское, религиозное и экзистенциальное понимание и соответствующие его разновидностям приемы интерпретации.

Типологии, а их ценность определяется полнотой и соответствием реальности соотносят материал понимания с родами, видами и индивидуальными вариантами отдельных случаев. С помощью родов и видов мы устанавливаем границы рассмотрения, а наблюдая отдельные события, часть из них полагаем разновидностями познаваемых объектов. Связная целостность выводов по поставленным вопросам при этом превращается в те или иные, обусловленные исследовательскими задачами, типологии. С помощью индукции формируются усредненные типы, с помощью дедукции – идеальные типы. Исключительно плодотворно «идеальные типы» были использованы в «понимающей социологии» М. Вебера (1864-1920).

Генетическое понимание устанавливает как одно событие следует из другого, выявляет их происхождение и изменение в будущем. Оно рассматривает все в динамике, в противоположность статике. Их разделение в социологии О. Контом (1798-1857) привело к формированию двух взаимодополняющих друг друга разделов социологии: изучающих социальную статику (структуру общества) и социальную динамику (силы, движущие развитие общества, главной из которых являются идеи в сознании людей). Генетически Конт делил историю общества на три стадии: теологическую, метафизическую и позитивную. И это стало одной из теоретических предпосылок осознания роли различных типов рациональности в науках об обществе и культуре.

Психологическое понимание, к нему относится также психоанализ З. Фрейда и аналитическая психология К.Г. Юнга, является постижением генетической связи в поступках и поведении человечества «изнутри», оно строится из анализа мотиваций, потребностей и способностей людей, ведущее к самопознанию, а через него – к взаимопониманию. В современной психологии сегодня есть множество школ и концепций, но в плане взаимопонимания особо актуальными для познания являются механизмы «идентификации», «рефлексии» и «атрибуции». Процесс идентификации означает «уподобление другому», способность поставить себя на его место, сердцем и умом отозваться на чужие проблемы, испытывать к людям эмпатию (сопереживание). Во взаимопонимании идентификация дополняется рефлексией, то есть умением человека разбираться в себе с позиций культуры, должного и нравственного. В рефлексии – наши ожидания в отношении будущего. В стремлении к нему, как и ко всему недостаточно определенному, люди занимаются так называемой атрибуцией, то есть приписыванием другим своих мотиваций, потребностей и способностей, как с положительным, так и отрицательным знаком оценивания. В атрибуции большую роль играет наша фантазия и продуктивное воображение. Из чего можно сделать вывод, что психологическое понимание очень тонкая вещь, ее проявления – а главное в нем все же внутренняя мотивация – трудно типологизируемая и вербально артикулируемая реальность духовной жизни.

Для ее понимания философия XX века предложила методы феноменологии и герменевтики, ставшие самостоятельными инструментами понимания (см. Скляр В.В. Философия старая как мир и вечно молодая духовность. Краснодар, 2006. с. 282-299). Первая из них, обращаясь к формам общественного сознания человечества (политике, праву, искусству, нравственности, религии, философии…) исследует, что непосредственно переживается субъектами этого сознания. В ход идут тексты и все отнесенное ранее нами к «истокам понимания»: знание истории, культуры, ментальности и переживания реальных, лично известных нам людей. Упорядочивает и организует «феномены» герменевтика (от греч. – «разъясняю», «толкую») как теория и практика интерпретации текстов. Ее основатели – Ф. Шлейермахер (1768-1834), В. Дильтей (1833-1911), Э. Гуссерль (1859-1938), М. Хайдеггер (1889-1976) и Х.-Г. Гадамер (1900-2001) – разработали специальные процедуры понимания, которые совершаются в возможностях языка: «язык – это универсальная среда, в которой осуществляется само понимание. Способом этого осуществления является истолкование… Всякое понимание – истолкование, а всякое истолкование развертывается в среде языка, который, с одной стороны, стремится выразить в словах сам предмет, с другой же – является языком самого истолкователя» (Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. с. 452).

При всем богатстве содержания, главное в феноменологии и герменевтике это диалог не только между реальными людьми в истории, но и творцами духовности и их современниками. И все это - в свете «вечной философии» (philosophia perennis), в которой мудрость сочетается с высшими ценностями – Истиной, Добром и Красотой - человеческого бытия.

Философия как стремление к познанию Универсума (от лат. – «единая Вселенная») является, как и религия, мировоззрением, без чего невозможно никакое глубокое понимание ни природных, ни социогуманитарных процессов. Под познанием Универсума в философии понимается конструирования «мира как целого», включающего в себя человечество. «Мир недостаточен и фрагментарен, - справедливо заметил блестящий мыслитель XX века Х. Ортега – и – Гассет, - в основе этого объекта лежит нечто, не являющееся миром, не являющееся тем, что нам дано… Как говорил Кант, когда-то, что обусловлено, нам дано, необусловленное ставится перед нами как проблема. Вот главная философская проблема, неизбежно встающая перед разумом… Мы замечаем, что в мозаике недостает фрагмента, но оставшейся дыре; мы видим именно его отсутствие; он присутствует благодаря тому, что его нет, стало быть, благодаря своему отсутствию» (Ортега – и – Гассет Х. Что такое философия? М., 1991, с. 99).

Такое, так много значащее «отсутствие», не удовлетворяется только фактами, оно конструктивно перекрывается мировоззрениями, у которых, однако, нет последнего слова в конфронтации с антагонистами. Но именно они заставляют нас «продумывать каждую фразу, а это значит дробить ее на отдельные слова, брать каждое из них и, не довольствуясь созерцанием его привлекательной наружности, проникать в него умом, погружаться в него, спускаться в глубины его значения, исследовать его анатомию и его границы, чтобы затем вновь выйти на поверхность, владея его сокровенной тайной… От скользящего, горизонтального чтения, от умственного катания на коньках, нужно перейти к чтению вертикальному, к погружению в крохотную бездну каждого слова, к нырянию без скафандра в поисках сокровищ». (Там же, с. 86)

Философия как мировоззрение содержательно и методологически связывает интересующие нас вещи в целостность, включая в нее и все, созданное нашим воображением и добытое средствами мысленного эксперимента и умозрения. Новации и переосмысления в истории размыкают границы любого, казалось бы окончательного, понимания в прошлом, они же и сообразно с конкретным временем ограничивают его настоящим. Вместе с ним в существование каждого вторгается не сводящаяся к абстракциям жизнь, не довольствующаяся заемными истинами. Проживает ее всякий по-своему, за меня мою жизнь никто прожить не может, как и постигнуть во всей полноте. Все, даже молчание в ней перед потаенными смыслами бытия, служит пониманию, того что каждый – часть Универсума, перед которым любой из нас – «мыслящий тростник» Паскаля, парадоксально соединяющий в себе «Непостижимое» с «Невыразимым». О них специально писали в XX веке С.Л. Франк и Л. Витгенштейн как о стимулах углубленного понимания всего так много интуитивно значащего под знаком Вечности и Бесконечности.

Для приближения и прикосновения к гипотетическому «отсутствующему» и «непознаваемому» философия выработала определенные приемы, самым известным из которых является восхождение к трудно формулируемым истокам мысли с помощью раскрывающих их противоположностей (диалектики). Сегодня о диалектике в нашей философии ведутся многие дискуссии, ставящие под сомнение ее правомерность (см. «Вопросы философии», 1, 1995, с. 118-158), но хотя ее оценки не могут не меняться в истории, мышление всегда мыслит оппозициями («любовь» - «ненависть», «добро» - «зло», «присутствие» - «отсутствие»…), приводящему к синтезу как характеристике целостностей – прежде всего в мышлении – в которых противоположности, одновременно, и источник, и средство, и цель развития.

Диалектика – мощнейший эвристический инструмент понимания, это не игра противоположностями и подведение всего под схемы рассудка, а осознанное оперирование возможностями, имеющимися в рефлексии конкретно-исторического человека. Как справедливо заметил по этому поводу патриарх российской философии А.Ф. Лосев: «объективной опорой для человека является только бесконечное и беспрепятственное осуществление всех заложенных в нем возможностей. И если невозможно абсолютное достижение свободы, то всегда возможно относительное ее достижение… Человек – это вечная проблема, и история человека – тоже вечная проблема. Но это проблема не чего иного, как свободы. Поэтому для кого диалектика не есть пустое место, для того она есть прежде всего диалектика свободы и необходимости, безусловно достижимая в каждый условный и относительный момент человеческой жизни» (Лосев А.Ф. Дерзания духа. М., 1988, с. 78).

Философское понимание, следовательно, соотносит все частные вопросы нашего бытия с высшими общечеловеческими ценностями, в решении которых люди достаточно компетентны в жизненно необходимом им понимании мира и своего места в нем.

Религия, напротив, полагает людей не компетентными в решении фундаментальных мировоззренческих вопросов и дает человечеству боговдохновенные ориентиры в «Непознаваемом», имеющие священный характер.

Если в религиозном понимании главным является вера, то в экзистенциальном (от лат. – «существование») понимании человек в своем индивидуальном бытии противопоставляется вещам, интерпретируется в качестве длящейся жизни, живой процессуальности, которая «существует, понимая» свои первичные, до-рефлексивные, до-рациональные переживания непосредственной внутренней жизни, не сводящиеся к объективному знанию. Они оцениваются в терминах «присутствия», «бытия-в- мире», «пограничной ситуации», «направленности на…», «заботу», «свободу», «подлинного и неподлинного существования» и даже «возможности быть самим собой». Экзистенциальное понимание выходит на то, что превыше любого очевидного познания, оно так или иначе задействовано в философии, религии, присутствует в бессознательном, феноменах памяти, внимания, обнаруживает себя в иррациональности внутреннего самоопределения «всему вопреки».

Экзистенциальное понимание (см. Скляр В.В. Философия старая как мир и вечно молодая духовность. Краснодар, 2006, с. 300-326) это то в нас, что действительно индивидуализирует и побуждает «вырывать самого себя из мира привычных, бездумных, само собой разумеющихся вещей, из наезженной колеи, чтобы не потеряться там окончательно… это решение дать пробудится истоку, решение обрести себя снова и во внутреннем деянии, в мере сил, помочь самому себе» (Ясперс К. Видение в философию. Минск, 2000, с. 123).

По большому счету – «помощь самому себе» это цель любого понимания, оно остается прагматичным и подручным при любом теоретизировании. В гуманитарном познании понимания соотносится с идеографическим (от греч. – «особенный» и «пишу») методом, нацеленным на постижение и интерпретацию единичного и тем самым наиболее интересного для осмысления. Что же касается собственно социального познания то у него есть своя специфика, направленная на выявление регулярностей общественной жизни и их детерминации (причинно-следственные зависимости), осмысливаемых в социологических законах (в экономике, политике, праве и нормах поведения, человеческих отношениях), без знания чего невозможны никакие конструктивные преобразования в образе жизни людей. Как уже отмечалось, они формулируются в виде своеобразных конвенций – соглашений, регулируемых на практике социальными институтами.

Признанный авторитет методологии понимания современного общества – М. Вебер не отрицал необходимости установления общего в социологических законах, но не «в узком естественнонаучном смысле», а исключительно для конструирования так называемых идеальных типов. Формулируются они с прикладными намерениями, «в зависимости от ценностных идей» и авторских задач. «Идеальные типы» даже не гипотезы, а наши предположения «об объективно возможном. «Это – мысленный образ, не являющийся , - отмечает Вебер, - ни исторической, ни тем более «подменной» реальностью, еще менее он пригоден для того, чтобы служить схемой, в которую явление действительности может быть введено в качестве частного случая. По своему значению это чисто идеальное пограничное понятие, с которым действительность сопоставляется , сравнивается для того, чтобы сделать отчетливыми определенные значимые компоненты ее эмпирического содержания. Подобные понятия являют собой конструкции; в них мы строим, используя категорию объективной возможности, связи, которые наша ориентированная на действительность, научно дисциплинированная фантазия рассматривает в своем суждении как адекватные. Идеальный тип в данной его функции – прежде всего попытка охватить «исторические индивидуумы» или их отдельные компоненты генетическими понятиями… Наша фантазия, безусловно, может часто обходиться без такого точного понятного формулирования в качестве средства исследования ; однако для изображения, которое стремится быть однозначным, применение его в области анализа культуры в роде случаев совершено необходимо» (Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания//Избранные произведения. М., 1990, с. 393-394).

Идеальные типы и соответствующие им генетически связанные категории служат научным задачам формирования понятийного аппарата, доступного контролю и коррекции субъектов научного сообщества, находящихся в коммуникации и изменяющих свои интересы во времени, без чего нет предметного развития социально-гуманитарного знания. Оно, по М. Веберу, и это правильно, функционирует посредством образования четких, однозначных понятий, позволяющих компетентно судить о реальности исходя из, интересов, к примеру «сельского хозяйства» (см. там же, с. 409-412)

Жизнь и ее возможности во всех сферах бытия для понимающей социологии М. Вебера неисчерпаемы: «свет, расточаемый… высочайшими ценностными идеями – падает на постоянную меняющуюся конечную связь чудовищного хаотического потока событий, проносящегося сквозь время» (там же, с. 413).

Главная задача понимания в обращении к идеальным типам и соответствующим им интерпретациям, с этой точки зрения, состоит в том, чтобы служит средствами соотнесения значимых фактов с отчетливо определенными точками зрения и их исследовательскими возможностями.

8. Объяснение, понимание, интерпретация как герменевтические принципы постижения истории, их роль и место в социально-гуманитарном познании.

Важнейшая заслуга Гадамера - всесторонняя и глу¬бокая разработка ключевой для герменевтики категории по¬нимания. Понимание для него - способ существования познающего, действующего и оценивающего человека. Понимание - это не столько познание, сколько универ¬сальный способ освоения мира («опыт»), оно неотделимо от самопонимания интерпретатора, есть процесс поиска смысла («сути дела») и невозможно без предпонимания. Оно - предпосылка связи с миром, беспредпосылочное мышление - фикция. Поэтому понять нечто можно лишь благодаря заранее имеющимся относительно него предпо¬ложениям, а не когда оно предстоит нам как что-то абсо¬лютно загадочное. Тем самым предметом понимания явля¬ется не смысл, вложенный в текст автором, а то предмет¬ное содержание («суть дела»), с осмыслением которого свя¬зан данный текст.
Гадамер утверждает, что, во-первых, понимание все¬гда является истолковывающим, а истолкование - пони¬мающим. Во-вторых, понимание возможно лишь в каче¬стве «применения» - соотнесения содержания текста с культурным мыслительным опытом современности. Ин¬терпретация текста, таким образом, состоит не в воссоз¬дании первичного (авторского) смысла текста, а в созда¬нии смысла заново. Тем самым понимание может выхо¬дить за пределы субъективного замысла автора, более того, оно всегда и неизбежно выходит за эти рамки.

Важное значение в социальном познании имеет проце¬дура понимания - это существенная характеристика этой формы познания. Обыденность понимания, иллюзия лег¬кой, почти автоматической его достижимости долгое вре¬мя затемняли его сложность и комплексный характер.
Часто обходятся без определения этого понятия или ог¬раничиваются указанием на то, что оно является основным для герменевтики. Последняя чаще всего представляется как теория и практика истолкования текстов - от текста какого-либо литературного и другого источника до всемир¬ной истории как текста. В этом смысле понятие текста универсально: оно охватывает как общественные результа-ты духовной деятельности человека, так и переработку, рас¬предмечивание исторической действительности человечес¬кого бытия в виде определенной социальной информации.
Прежде всего следует иметь в виду, что процедуру пони¬мания не следует квалифицировать как чисто иррациональ¬ный акт, «эмфатическое постижение - вживание». Ирра¬циональный момент здесь хотя и присутствует, но ни в коем случае не является основным, а тем более исчерпываю¬щим суть дела. Но нельзя принижать значение этого мо мента, а тем более полностью отвергать его присутствие в герменевтических рассуждениях. Последние тесно связа¬ны с внерациональным, немыслимы без него - и это важ¬ная особенность указанных рассуждений. Понимание нельзя смешивать с тем, что называют озарением, инсай-тод% интуицией, хотя все это есть в процессе понимания Процесс понимания органически связан с процессом познания человеком окружающего мира, однако не сво¬дится целиком и полностью только к познавательной дея¬тельности. Проблематика понимания не может вытеснить вопросы теории познания, а должна анализироваться на основе диалектики единства познания и предметно-прак-тической деятельности в широком социокультурном кон¬тексте. Наряду с описанием, объяснением, истолковани¬ем и интерпретацией, понимание относится к основным процедурам функционирования научного знания. Много-численные подходы к исследованию понимания показыва¬ют, что процесс этот обладает своей спецификой, отличав ющей его от других интеллектуальных процессов и гносео¬логических операций.
Поэтому понимание не следует отождествлять с позна¬нием («понять - значит выразить в логике понятий») или смешивать с процедурой объяснения, хотя они и связаны между собой. Однако чаще всего процесс понимания свя¬зывается с осмыслением, т. е. выявлением того, что имеет для человека какой-либо смысл. Вот почему следует согла¬ситься с выводом о том, что «понимание как реальное дви-жение в смыслах, практическое владение этими смыслами сопровождает всякую конструктивную познавательную де¬ятельность»1, есть ее необходимый момент.
Причем понимание может выступать в двух ракурсах: как приобщение к смыслам человеческой деятельности и как смыслообразование. Понимание как раз и связано с по¬гружением в «мир смыслов» другого человека, постижени¬ем и истолкованием его мыслей и переживаний. Понима¬ние- это поиск смысла: понять можно только то, что имеет смысл. Этот процесс происходит в условиях общения. Понимание не отделено от самопонимания и происходит в
стихии языка.
Представитель современной французской герменевти¬ки Поль Рикёр считает, что понимание никогда не отрывается от познания, а просто представляет собой «этап в работе по присвоению смысла. Этап между абстрактной рефлексией и конкретной рефлексией..., это выявление мышлением смысла, скрытого в символе»1. При этом философ исходит из того, что: а) герменевтика - это пос¬ледовательное осуществление интерпретаций; б) суть гер¬меневтики - многообразие интерпретаций (вплоть до их конфликта - что очень хорошо); в) понимание - искус¬ство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другим сознанием через их внешние выражения; г) один и тот же текст имеет несколь¬ко смыслов и эти смыслы наслаиваются друг на друга.
Таким образом, понимание и есть постижение смысла того или иного явления, его места в мире, его функций в системе целого. Оно помогает раскрыть бесконечные смьк> ловые глубины бытия. Понимание не сводится к объясне¬нию (т. е. подведению изучаемого явления под закон и причину), так как в социальном познании невозможно от¬влечься от конкретных личностей, их деятельности, от их мыслей и чувств, целей и желаний. Вместе с тем понима¬ние нельзя противопоставлять объяснению, а тем более отрывать друг от друга эти две исследовательские процеду¬ры, которые дополняют друг друга и действуют в любой области человеческого познания.
Говоря о соотношении объяснения и понимания (ин¬терпретации), Вригт считает, что различие между ними «лучше проводить». Это различие он видит в следующем: «Результатом интерпретации является ответ на вопрос "Что это такое?" И только тогда, когда мы задаем вопрос, поче¬му произошла демонстрация или каковы были "причины" революции, мы в более узком и строгом смысле пытаемся объяснить происходящие события. Кроме того, эти две процедуры, по-видимому, взаимосвязаны и особым обра¬зом опираются друг на друга... Объяснение на одном уровне часто подготавливает почву для интерпретации фактов на более высоком уровне»1. Однако в социальном познании предпочтение отдается понимающим методикам, обуслов¬ленных прежде всего спецификой его предмета.